только что приколотил ножки. – Спинка тоже скоро высохнет – и готов подарок в сад нашей принцессы к её возвращению.

– Сэми очень понравится! – воодушевлённо ответила Грэйс.

Горк, человек-гора, как его называли, вот уже больше двадцати лет числился главным королевским конюхом. На самом же деле могучий великан, чей рост заметно превышал шесть с половиной футов, негласно считался главным плотником, главным садовником, главным мудрым советчиком для всех местных жителей и самым добрым человеком в мире. Если там, в замке на горе, правили короли, то внизу именно Горку принадлежала особенная власть, которой он и не помышлял злоупотреблять.

– Скорее бы они все оказались здесь, – добавила Грэйс. Она волновалась, она соскучилась так, что все внутренности сжимались.

– Думаю, завтра Тарквин доставит Самиру и твоих друзей домой, – добродушно пообещал Горк. – Послезавтра, в крайнем случае.

Если резинку натянуть до предела, опустить в жидкий азот и сделать твёрдой, а потом ударить по ней молотком, то потерявший эластичность материал рассыплется на много маленьких кусочков. Что-то подобное происходит и со временем, заключённым в такие вот рамки. Каждая секундочка мучительно ощущается, когда определяется конечный пункт. Ожидание растягивается и застывает под действием чар нетерпеливости.

– Скажи, Горк, а как часто на Квина нападают всякие вооружённые убийцы? – как бы невзначай спросила Грэйс.

– Не так уж часто, – успокоил великан, – всего пару раз такое было.

– Всего пару раз, – с нервным смешком повторила Грэйс.

– Ты ведь понимаешь, новый король, – пояснил Горк, – пока власть установится, пока все смирятся… время должно пройти.

Радужные перспективы, ничего не скажешь.

– Неужели с каждым новым королём подобное происходит?

– Почти с каждым. Тут главное – год продержаться. Потом обычно выбирают другого короля и конкуренты успокаиваются. Наследный правитель редко пользуется уважением, а вот избранный – другое дело, его не трогают.

Горк тактично не стал уточнять, что по известным причинам Тарквина особенно не жалуют. А Грэйс, в свою очередь, решила не высказывать вслух надежду, что по прошествии положенного срока – скорее бы он закончился – народ выберет себе другого подходящего короля, а Квин заживёт спокойно. Вдруг такие заявления приравниваются к государственной измене?

– Почему Квин тогда путешествует один? – спросила она вместо этого.

Горк развёл руками.

– Одному легче оставаться незамеченным, – ответил он, – и держать в тайне свои замыслы.

– И всё же твоя компания, например, ему бы не повредила, – настаивала Грэйс, чем потешила самолюбие собеседника. – И желательно тебе иметь при себе вот этот молоток. И небольшую армию.

Великан расхохотался, и гора, у подножья которой стоял его дом, будто слегка дрогнула от этого громогласного смеха.

– Грэйс, моя милая, ты не переживай. – Горк с максимальной нежностью, на которую был способен, обнял её за плечи. – С тобой многое произошло в последние дни, но скоро жизнь войдёт в привычное русло и поводов для беспокойства убавится.

В ответ Грэйс что-то невнятно пробормотала. Ей трудно было бы объяснить Горку, как до недавнего времени выстраивалась её обыденность, легче было соглашаться и кивать. Умолчала Грэйс и о том, что знакомые воды больше не привлекали её своим спокойствием, что она с радостью готова была и дальше плыть через бурю новых чувств в качающейся лодке. При условии, конечно, что никто из дорогих ей людей в этом шторме не пострадает.

– Ой, смотри, Горк, тебе снова письмо!

Грэйс ещё издалека заметила небольшую птичку, отличавшуюся от других длинным хвостом, ярким голубым оперением и поразительной юркостью. Птичка определила самый короткий путь и следовала к своей цели. Ловко лавируя между ветками деревьев, она пролетела под крышей колодца и перед самой пастью резвящейся неподалёку собаки, оставив её без добычи, пока не опустилась на вытянутую руку Горка.

– Посмотрим, какие на этот раз будут распоряжения сверху. – Своими большими пальцами великан как-то умудрился деликатно отвязать от лапки скрученную в трубочку записку.

Освободившийся от ноши гонец весело чирикнул и направился к кормушке над крыльцом, которую как раз сегодня утром наполнили свежим зерном.

– Ну что там? – с любопытством спросила Грэйс.

Горк усмехнулся:

– Это послание для тебя.

А ведь день начинался хорошо.

– Для меня? – Грэйс напряглась, любопытства как не бывало.

– Для тебя, – повторил Горк. Он выпрямился, принял официально-торжественную позу и громко провозгласил: – Главнокомандующий армией Марилии и почётный член королевского совета Саймак приглашает гостью его брата присоединиться к нему за ужином сегодня вечером.

– Мне бы не хотелось, – промямлила Грэйс. – Как думаешь, если написать вежливый отказ? Сослаться на плохое самочувствие?

– Нехорошо отказываться, – возразил Горк категорично, но с пониманием.

Откуда они там сверху только узнали о ней? Грэйс ведь не высовывалась, тихонько ждала себе возвращения Квина.

– И что мне рассказывать о себе? Квин просил не говорить пока никому, кто я и с кем путешествую. А я плохо, очень плохо вру.

По правде говоря, в процессе вранья Грэйс казалась себе восхитительной, виртуозной выдумщицей, но потом почему-то обнаруживала, что никто ей ни разу не поверил.

– А ты много не болтай, – посоветовал Горк легкомысленно.

– Ты собирался приготовить сегодня печёночный паштет, – напомнила Грэйс.

– Ничего, я не обижусь, если ты поужинаешь в замке. Оставлю тебе немного на завтра.

У Грэйс остался только один аргумент.

– Мне нечего надеть, – сказала она без всякого лукавства. Когда её собственное платье пришло в негодность от разреза мечом в неподходящем месте и обилия на нём засохшей крови, вполне удобным нарядом ей стала рубашка Квина. А потом уже здесь, в деревне, для Грэйс нашлось несколько новых платьев – симпатичных, но вряд ли подходящих для ужина в королевском замке.

– С этим мы что-нибудь придумаем, – пообещал Горк, не оставив больше путей для отступления.

* * *

Джек с Тони не сразу вернулись, хоть им и не терпелось разузнать о Грэйс и отправиться дальше. Они ещё какое-то время сидели на берегу, переваривая последние события, а потом неспешно брели по узкой тропинке через рощу. Джек впервые в жизни не мог найти слова и поддержать лучшего друга. Как убедить Тони, что тот вёл себя прилично и не предложил ничего оскорбительного, не выдав при этом, что Самира в принципе лояльно относилась к поцелуям и даже сама их иногда инициировала? Джек бы скорее ещё раз нырнул в бездонное озеро, чем признался Тони в своих успехах на этом поприще.

Сопереживая отвергнутому другу, Джек невольно проецировал ситуацию на себя. Если признание в любви, самое чистое и искреннее, может так обернуться, то стоит ли вообще открывать рот и подвергаться риску быть втоптанным в дорожную пыль?

У временного пристанища их ожидали три лошади, осёдланные и готовые отправиться в путь.