– Что, простите? – крикнула она, довольная тем, что к ней подошел приличного вида парень. Мифани внимательно следила за его губами, ожидая увидеть что-то связанное с выпивкой, которую он бы ей купил, но умудрилась не понять ничего из того, что он сказал. – Что?

Он раздвинул губы и показал улыбку из лезвий.

«Ну кто бы сомневался».

Дорогая ты!

Сегодня был очень напряженный день.

А должен был быть скучный и утомительный. Мне выпала куча бумажной работы, отчет на отчете, а остальные члены Правления чудесным образом оказались где-то далеко и занимались насущными, но не представляющими чрезвычайной угрозы делами. Я уселась поудобнее и стала читать о говорящих мышах, заполонивших Луишем, но затем уничтоженных нашим отделением в этом районе. Их истребление заняло несколько месяцев и вылилось в огромное количество счетов и служебок, каждую из которых я обязана была просмотреть.

И только я занялась счетами за третий месяц, пытаясь выяснить, почему геноцид каких-то голосистых паразитов потребовал пятнадцати миллионов фунтов и выделения бронетранспортера «Сарацин» из Второго танкового полка, когда получила отчаянный звонок от Еретика Габбинса, который находился в Нью-Дели, где занимался подавлением потенциального самодержца. Он говорил очень быстро, но, насколько я запомнила, диалог получился примерно следующий:

Я (отвлеченно): Да, алло! Алло!

Он: Алло!

Я (все еще отвлеченно): Алло!

Он: Алло!

Я: Алло, я вас слышу.

Он: Ладья Томас?

Я: Да.

Он: Да, это Еретик Габбинс из Дели.

Я: Прив…

Он: Я очень извиняюсь, но гречанка прибывает на неделю раньше, чем ожидалось, и кроме вас ее встретить некому.

Я (пытаясь понять, зачем нам вообще понадобилось убивать тех мышей): Угу. Верно. Чего?

Он: Гречанку.

Я (все еще без внимания): Да.

Он: Она приезжает, а вам нужно ее сегодня встретить и чем-нибудь занять.

Я: А, ясно. Стоп, что за гречанка?

Он: Ну та, никак не запомню, как ее зовут, но она делает те штуки, и ей тысячи лет.

Я (впадая в панику): Какие штуки?

Он: Ой, да превращает людей в скотину.

Я: Что делает?

Он: Превращает людей в…

Я: Я слышала! И что я должна с ней делать?

Он: Ну, сами знаете, как обычно.

Я: Я не знаю как обычно! Это не моя работа! Это ваша работа! Если хотите поменяться, приезжайте сюда и сбалансируйте бюджет уничтожения мышей в Лондоне (шурша бумагами), при этом выясняя, почему, черт возьми, двухдверный шкаф в свободной комнате загородного дома считается делом национальной важности!

Он: Ладья Томас, от вас всего-то и требуется встретить ее в Хитроу, проехаться по Лондону и поужинать с ней.

Я: Я не могу!

Он: Почему нет?

Я: Потому что… я не ужинаю. (Обиженная пауза.) Потому что я не очень лажу с людьми. (Резко вспыхнув.) Особенно с теми, кто превращает людей в животных!

Он: Простите, я не понял, кажется, связь прерывается…

Я (крича): Нет, не прерывается! Вы просто говорите так, чтобы…

(Звонок обрывается.)

Мне удалось заработать репутацию человека, который знает все на свете благодаря простой особенности – отсутствию социальной жизни. Но мир, в котором мы живем, странен настолько, что описания «гречанка возрастом несколько тысяч лет» недостаточно, чтобы идентифицировать определенного человека. Мне оно ни о чем не говорило, поэтому я попросила Ингрид связаться с секретарем Габбинса, которая знала и имя этой женщины, и время ее прибытия в Хитроу. Выяснилось, что до него оставалось полчаса. К счастью, у нас работают великолепные помощники, и менее чем через десять минут эти две женщины сумели надыбать два лимузина, неприметного вида водителей, план развлечений на весь день и моего неуклюжего шотландского сумоиста в качестве почетного караула.

– Ингрид, кто эта женщина? – спросила я, когда наша машина тащилась сквозь трафик. Мы сидели бок о бок, и Ингрид могла показывать мне бумаги; Энтони сидел напротив, вынужденный подрабатывать пюпитром для длинной полосы бумаги, иллюстрировавшей основные вехи жизни гречанки. Причем я сидела против движения (отчего меня укачивало), и Ингрид разложила у меня на коленях документы.

– В настоящее время она известна как Лиза Констанопулос.

– В настоящее время? – эхом повторила я, пытаясь посмотреть на свою юбку сквозь несколько слоев бумаг. Мне казалось или я надела ее навыворот?

– Это имя появилось у нее недавно. Эти древние держатся за свои имена так же крепко, как за костюмы, – пояснила Ингрид.

– У меня юбка навыворот?

– Да. Так вот, учтите, что мисс Констанопулос имеет подтвержденный возраст пятьсот лет, – продолжила Ингрид.

Когда я попыталась вывернуть юбку на себе, на пол посыпался дождь из бумаг. Мы с Энтони одновременно наклонились вперед и стукнулись лбами.

– Ай! – вскричали оба, и я откинулась обратно на сиденье.

– …в прошлом столетии она отличилась тем, что пнула Иосифа Сталина в пах во время одного из фуршетов, а также играла значительную роль в алмазной отрасли ЮАР, – рассказала Ингрид. – Кроме того, она излечила одного из членов нашей королевской семьи от рака в 1950-х, а в 1960-х другого заразила сифилисом.

– Матерь божья, моя голова!

– Хммргмммрг, ладья Томас, – пробурчал Энтони, сидевший напротив меня.

– Что он сказал?

– Не знаю, – ответила Ингрид.

– Через сколько сядет ее самолет? – спросила я, нажимая пальцами на ушибленный лоб.

– Через пять минут, – ответила Ингрид.

– А сколько нам туда ехать?

– Двадцать минут.

– Вот черт.

Пока мы пробирались в недрах Хитроу, Ингрид продолжала рассказывать мне о моей сегодняшней спутнице.

– Она была близкой подругой Эвы Перон[22] и имела некоторое отношение к Великому чикагскому пожару[23]. Возможно также, что она владеет перепелом, несущим золотые яйца, и ответственна за четыре землетрясения, произошедших в последнюю пару десятилетий.