Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, Зигги, не расстраивайся, — чревовещатель, инструктор школы для мальчиков, которого звали Зак, дружески потрепал своего болвана по плечу. Доктор Вэнс раз пятьсот рассказывал девочкам, что Зак так привязан к своему болвану, что всюду возит его с собой. Даже в годы учебы в университете Зигги был его соседом по комнате. Харриет уже тошнило от обоих — у болвана был страшный красный рот и огромные веснушки, которые выглядели как гноящиеся болячки. Сейчас, видимо передразнивая Харриет, голова Зигги закрутилась вокруг его шеи так, что веревочные волосы разлетелись вокруг.
— Эй, босс, и это меня называют болваном? — пронзительно завопил он.
Опять смех в рядах девочек, особенно громкий с переднего ряда. Харриет, красная от смущения, не сводила глаз с жирной шеи сидящей впереди девицы. Лифчик был ей явно мал, сверху на него нависали складки жира.
«Никогда в жизни не буду такой, — сказала себе Харриет. — Лучше умру от голода».
Шел десятый день ее пребывания в лагере, но ей казалось, что уже прошла вечность. Наверное, Эдди поговорила с инструкторами, поскольку доктор Вэнс постоянно выделял Харриет из числа других девочек, чем доводил ее до тихого бешенства. Однако Харриет прекрасно понимала, что основная проблема крылась в ней самой, в ее неспособности слиться с толпой и не привлекать к себе внимания. К моменту появления Харрит в лагере обитательницы ее вигвама уже разбились на пары по интересам, так что она осталась одна, — впрочем, это вполне устраивало девочку. Поначалу соседки не сильно ее доставали — правда, один раз она проснулась ночью и обнаружила, что ее левая рука опущена в таз с теплой водой (существовало поверье, что при этом человек должен обмочиться), а в углу раздаются смешки и перешептывания. В другой раз отверстие унитаза в туалете затянули тканью, так что Харриет действительно вышла оттуда в мокрых шортах, к великой радости столпившихся у входа озорниц. Однако ничего другого она и не ожидала, да и к тому же подобные шутки были достаточно безличны. Другое дело, что ее бесконечно бесили тупые, недалекие девчонки, с которыми приходилось общаться, — они не читали книг, плохо говорили по-английски, употребляли блеск для губ с клубничным запахом и постоянно натирали себя маслом для загара. Все они были из других городов (девочки из Александрии размещались в соседних вигвамах, где для Харриет не хватило места). Их разговоры о каких-то мальчиках и учителях, которых Харриет не знала, были ей совершенно неинтересны.
Но все это было достаточно терпимо. Самое ужасное состояло в том, что Харриет оказалась абсолютно не готовой перейти в разряд «девочек-подростков», хотя в силу своего возраста она автоматически считалась таковой. Вэнсы, видимо, полагали, что подростковый возраст — это тяжелая болезнь, у которой одинаковые для всех симптомы, и назначали против них одинаковое лечение. Каждый день Харриет приходилось часа два выслушивать лекции на тему «я и мое тело», смотреть отвратительные порнографические фильмы про репродуктивную систему и телесные отправления и — ужас, ужас! — беседовать на темы общения с мальчиками, половой жизни и функционирования собственных «органов». Большего унижения она давно не испытывала! Иногда ей казалось, что ее рассматривают лишь как набор органов — все эти волосатые гениталии, отросшие груди, матки, яичники и прочая дребедень ничего, кроме жгучего чувства стыда, у нее не вызывали. Уж лучше умереть, смерть, по крайней мере, казалась ей более возвышенным состоянием — окончательным избавлением от плотских страданий и унижений.
Конечно, не все было так плохо, некоторые девочки из ее вигвама (например, Кристал и Марси) обладали хорошим чувством юмора, с ними можно было даже посмеяться, но в основной своей массе сверстницы пугали и раздражали Харриет. Почти все они были выше ее, полнее, с более развитыми телами, которые они постоянно обсуждали: мерились сиськами, обменивались опытом общения с мальчиками (кто с кем «лизался» и «обжимался») и страдали, по мнению Харриет, психическими заболеваниями разной степени тяжести. Например, когда Харриет, объясняя Ли Энн устройство нового спасательного жилета, сказала: «Ты, типа, ввинти этот болт сюда покрепче», та громко взвизгнула от смеха.
— Что ввинтить, Харриет? Куда тебе надо ввинтить?
— Харриет хочет, чтобы ей ввинтили болт, ха-ха-ха!
— Это совершенно нормальное слово, — ледяным голосом заявила Харриет, но в ответ последовали лишь идиотские смешки.
— Ну-ка расскажи нам еще раз, Харриет, у тебя так хорошо получается. Что это значит? Что ей надо сделать?
Мерзкие девчонки со своими сиськами, волосами на лобках и вонючими подмышками, озабоченные, недалекие, одинаковые, хихикающие и толкающие друг друга локтями.
Тем временем Зак и Зигги перешли к проблеме алкоголя.
— Скажи мне, Зиг, ты стал бы пить что-нибудь мерзкое на вкус? То, что к тому же вредит твоему телу?
— Шутишь? Ни за что на свете.
— Однако, поверишь ли, на свете множество взрослых людей этим занимаются, и даже некоторые подростки так делают!
Болван, очевидно пораженный до глубины души, обвел взглядом аудиторию.
— Что, и эти подростки тоже?
— Может быть, потому что самые глупые подростки думают, что пить пиво это «типа, круто»! — Зак поднял вверх два пальца в знаке «V». Аудитория ответила нервным смехом. Харриет, у которой от сидения на солнце разболелась голова, почесала комариный укус на сгибе локтя. Слава богу, этот балаган скоро закончится, а потом — ура! — у нее целых два часа плавания!
Плавать девочкам разрешалось только два раза в неделю — по вторникам и четвергам, — единственное занятие, которое Харриет по-настоящему любила. В просторном лесном озере можно было всласть понырять, у поверхности вода была теплая, как парное молоко, но в глубине обдавала Харриет ледяными потоками, поднимающимися из родников. Когда Харриет скользила под водой, ее зачаровывала игра желто-зеленого света на водорослях и пузырьки воздуха, внезапно вылетающие из илистого дна.
Усилием воли Харриет умерила свое нетерпение и заставила себя смотреть на чревовещателя. Сегодня утром произошло еще одно крайне неприятное событие — с почтой пришло письмо от Хилли. Харриет едва успела вскрыть конверт, как на пол выпала вырезанная газетная статья из еженедельной александрийской газеты «Орел» под названием «Экзотическая рептилия атакует пожилую женщину».
В конверте было также письмо, написанное на бумаге в линейку, вырванной из школьной тетради.
— Оо-ой, это от твоего мальчика? — Донна выхватила конверт из рук Харриет и вытащила оттуда письмо. — «Привет, Харриет», — прочитала она вслух. — «Что у тебя происходит?»
Харриет быстро нагнулась, дрожащими руками подняла газетную вырезку, смяла и спрятала в карман.
— «Наверное, тебе будет интересно на это взглянуть…» На что взглянуть? Что там еще? — спросила Донна, теребя пустой конверт.
Харриет в кармане рвала газету на мелкие кусочки.
— У нее в кармане! — крикнула Джада, — она что-то сунула себе в карман!