Шагом проехал берегом ниже к трехпалубной и такой же двутрубой «России». Спешился, привязал Савраску у столба и пошел на трап. Задержали часовые красногвардейцы с примкнутыми к винтовкам штыками, в старых шинелях и фуражках.

– Кто такой? Без разрешения военного коменданта на пароход входить нельзя.

Ной достал пакет из кармана кителя:

– Этот пакет УЧК я должен передать лично капитану.

– Из УЧК? – спросил один из красногвардейцев и, не посмотрев пакет, повел Ноя на пароход.

Двое матросов драили нижнюю палубу. Один из них споласкивал ее водою из ведра, второй мыл шваброю. Поднялись на среднюю палубу, где размещались господские каюты первого и второго классов. Отыскали каюту с эмалевой пластинкой на двери, привинченную медными винтами:

«КАПИТАНЪ»

На стук в дверь раздался голос:

– Входите!

В просторной каюте, за маленьким столом, прямоплечий капитан в белой сорочке с черной бабочкой у воротничка пил чай вприкуску с сахаром.

– У меня к вам письмо из УЧК, – сказал Ной, подавая пакет.

Капитан внимательно прочитал листок, положил себе на стол:

– Хорошо. Дам указание боцману – предоставит каюту. А вот с конем… У меня на буксире нет баржи. И военные власти не предупреждали, что будут еще и кони с красногвардейцами. Много коней?

– Покеда я один с конем, – ответил Ной.

– Поставите его на корму. На сутки возьмите фуража.

– Само собой.

– Вы сотрудник УЧК? – И, не дожидаясь ответа, сказал: – Но ведь Селестина Ивановна сейчас в Красноярске? Позавчера встретил ее на «Соколе» у Даурска – плыла в Красноярск.

Ной пояснил:

– Пакет для меня Селестина Ивановна оставила на пасеке, где проживала.

– Угу! – кивнул сахарно-белой головой капитан, приглядываясь к незнакомцу в брезентовом дождевике и казачьем вылинявшем картузе. – Селестина Ивановна могла бы мне написать просто записку, а не столь грозное «распоряжение»! Как-никак – родная племянница! Или у сотрудников ВЧК нет ни дядей, ни отцов?

Ной не знал, что и сказать. Он понятия не имел о том, что у Селестины Ивановны есть дядя – капитан парохода.

– Вы давно с ней работаете?

– Вместе служили в Гатчине, – просто ответил Ной.

– Давайте познакомимся, – сказал капитан, поднимаясь, и первым подал руку: – Тимофей Прохорович Грива.

Слегка пожав тонкую, холеную капитанскую руку, Ной представился:

– Ной Васильевич Лебедь. Служил председателем полкового комитета сводного Сибирского полка.

Капитан взглянул на красногвардейца:

– Вы свободны, товарищ.

Звякнув винтовкою о косяк двери, красногвардеец ушел. Капитан пригласил Ноя:

– Садитесь пить чай. Можете раздеться. Вешалка у двери.

– Благодарствую, – ответил Ной и, стянув хрустящий дождевик, повесил его вместе с картузом на крючок, окинув взглядом шикарную каюту капитана.

Господская музыка чернеет лакированными боками. На верхней крышке – форменная фуражка капитана и беломраморная красивая статуэтка голой женщины. Ной видел где-то в Петрограде точно такую мраморную женщину во весь рост, и кто-то ему сказал: «Венера». Люба она господам, что ли, нагая Венера? Телом запохаживает на шалопутную Дунюшку.

– Берите сахар и печенье, – угощал капитан. – Прошу прощения: вам не кажется странным, что заместителем председателя УЧК работает Селестина Ивановна? Непостижимо. Или недостаточно мужчин для столь… трудной работы. Вот хотя бы вы!

– Не сподобился, – туго провернул Ной, не уяснив, куда клонит белоголовый капитан.

– Понимаю! – раздумчиво проговорил капитан, отпивая чай из фарфоровой чашки. – Для того чтобы получить назначение заместителем председателя УЧК, нужны особые заслуги у большевиков? Вы их не имеете?

– Откуда быть «особым заслугам»? И, кроме того, не в партии я.

– Не в партии?!

– Оборони бог! Казак я, а по званию – хорунжий. К большевикам сопричастен только по перевороту в октябре.

– «Сопричастен»? – крайне удивился капитан, внимательно разглядывая рыжебородого гостя. – Ка-азачий хорунжий?

– Так точно.

– И – слу-ужили у бо-ольшевиков? – пуще того удивился седой капитан, что-то обдумывая.

– Сподобился, как другого поворота не было.

– По-онимаю! «Другого поворота не было»! – качал головой напористый капитан. – Ну а если бы «поворот» представился?

– Был и такой момент, когда генерал Краснов с отборными донцами шел на Петроград свергать Советы.

– И как же?

– Разгромили в три дня красновцев, а самово генерала доставили к Ленину в Смольный.

– Кто разгромил?

– Матросские отряды, красногвардейские полки, артиллерия с кораблей Балтики, а так и наших две сотни енисейских казаков.

– Па-ара-адоксально! – воскликнул капитан. Ной не знал смысла слова «парадоксально», но не стал спрашивать, а капитан: – Казаки – за большевиков с Лениным!.. Извечные враги всех социалистов! Этого я, извините, понять не могу. Я ведь тоже когда-то состоял в партии наиболее революционной – социалистов-революционеров, кое-что знаю о казаках из своей судьбы препровожденного на вечное поселение в не столь отдаленные места нашей благословенной Российской империи, ныне рухнувшей и разбившейся вдребезги! Печальная и страшная судьба постигла Россию, извините. Страшная судьба!

Вот теперь для Ноя прояснилось: серый!

– Ну а куда же вы теперь едете, извините? Понятно, в Красноярск. А из Красноярска? Отступать на коне в тундру?

– Пошто – в тундру, – хлопал глазами Ной.

– Но ведь красные из Красноярска бегут на пароходах вниз по Енисею. Не знаете? Ну как же вы! Пять пароходов должно уйти завтра с товарищами интернационалистами и совдеповцами! Правда, бои еще продолжаются на Клюквенском фронте и где-то под Мариинском. Но бои безнадежные. Совершенно безнадежные! Наступают на Красноярск отборные чехословацкие легионеры, прекрасно вооруженные, а с ними белогвардейские части, в том числе – казаки! Казаки!.. Разве вы не читали последний номер «Свободной Сибири»? Напрасно, напрасно. Газеты – это информация нашего страшного времени, без чего нельзя жить. Надо же иметь хотя бы приблизительное представление, что происходит в мире, и прежде всего у нас в России!

– Без газет расскажут обо всем люди, – спокойно пояснил Ной. – А в газетах, как знаю по Гатчине, шибко много бессовестно врут.

– А кто сейчас не врет бессовестно? – спросил капитан. – Все партии, сударь, изолгались до крайней степени. Понятно, независимых и объективных газет нету, но ведь газеты надо уметь читать. Это же азбучное понятие для любого интеллигента.