– Господа, – произнёс Влад по-венгерски, обращаясь к королевским чиновникам, – как видите, беспокоиться не надо. Приехали те, кто тринадцать лет назад состоял у меня на службе. Надеюсь, вы не сочтёте невежливым, если я стану говорить с ними на том языке, который вам непонятен?

Чиновники, судя по виду, не доверяли приезжим и считали, что кузен Его Величества поступает опрометчиво, так близко подпуская к себе слуг, которых давно не видел. Но ведь об этом не скажешь прямо.

– Желает ли господин Дракула, чтобы охрана осталась при нём, или наши люди могут идти спать? – спросил один из Матьяшевых людей.

– Пускай спят, – ответил Влад.

– С нами приехали наши люди, – добавил Войко по-венгерски, – так что если и впрямь кто-то заявится, дадим отпор.

Королевских чиновников это не убедило, а наоборот, ещё больше насторожило, но они подумали, что, если кузен Его Величества настолько доверяет чужакам, наверное, на то есть причины. Венгры почли за лучшее удалиться, а бывшие бояре-жупаны, повинуясь приглашающему жесту своего господина, расселись за опустевшим столом.

Влада почему-то очень тронуло то обстоятельство, что расселись все именно так, как сидели когда-то на княжеских пирах – в том же порядке. Сын посчитал себя лишним в этой компании и развалился на соседней лавке, вслушиваясь. Он с трудом вспоминал румынскую речь и сейчас, наверное, не хотел показывать это. Отец, когда говорил с вновь обретённым отпрыском по-румынски, старался произносить помедленнее. А тут все зачастили:

– Господин, мы слышали, ты снова в милости у Матьяша.

– Это правда, – ответил Влад.

– И что те давние обвинения сняты с тебя…

– Это тоже правда.

– А ещё мы слышали всякие бредни… Якобы ты сделался католиком и посещал мессу каждое воскресенье…

– Это неправда.

– А как ты ухитрился жениться на родственнице короля? Неужто Матьяш разрешил ей принять нашу веру? – спросил Войко.

– Она католичка. Я – не католик. Я держусь православной веры, как прежде.

– Кто же вас венчал?

– Католический епископ.

– А как это возможно? – удивлялись бывшие бояре.

– Говорят, – коротко объяснил Влад, – что уния, которую православные греки когда-то заключили с католиками, даёт такую возможность.

– А разве румынское духовенство признаёт эту унию?

– Нет, не признаёт.

– А как же тогда? Неужто ты заставишь нашего нового митрополита признать эту унию, чтоб сделать свою женитьбу законной?

– Сперва надо государем сделаться, – нехотя ответил Влад, – а после буду думать, советоваться.

Помолчав немного, он добавил:

– Я ведь понимаю, чем это грозит. Если во всеуслышание объявить, что румыны признали унию, в мою землю тут же набегут католические священники и давай проповедовать, и тогда простой народ точно решит, что я втайне ото всех сделался католиком, на мессы хожу и желаю всю Румынскую Страну склонить к католичеству… Это только говорится, что, Матьяш сделал мне большое одолжение, отдав за меня свою родственницу. А на самом деле ещё неизвестно, кому выгоднее моя женитьба – мне или католической церкви.

Господин внимательно оглядел остальных своих слуг:

– Ну, а теперь расскажите вы. Что делали без меня всё это время, и отчего вас так мало?

– Век человеческий короток, – отвечал Войко, – и его ещё больше укорачивают разные напасти. Все твои жупаны, кто остался, собрались здесь. Не хватает разве что двоих.

– А они где?

– Они сейчас в большой чести у Лайоты.

– А ты, Войко, я слышал, состоял на службе у моего брата?

– Да, – кивнул тот. – Когда стало понятно, что ты, господин, вернёшься нескоро, я присягнул Раду, но через два года оказался в стороне от больших дел.

– Наверное, подговаривал моего брата порвать с турками? – улыбнулся Влад.

– Не подговаривал, а убеждал, но не убедил. Теперь же я снова хочу служить тебе.

– И мы тоже, господин, – вторили остальные.

– Войко, – удивился Влад, – но ведь ты же присягал. Как ты станешь служить одновременно двум господам?

– Теперь у меня остался единственный господин, потому что брат твой умер недавно, – Войко вздохнул. – Прости, что я принёс эту скорбную весть.

И почему скорбные вести всегда застают врасплох? Влад молчал где-то с минуту, не зная, что сказать. Наконец вымолвил:

– Умер? Отчего?

– Ты, наверно, знаешь, что твой брат и Лайота одинаково пользовались благоволением султана. Но твой брат был этим очень недоволен и поехал к Мехмеду с дарами, желая перетянуть благоволение целиком на себя. Поехать-то поехал, а обратно не вернулся. Наверное, он прогневал султана, потому что бей Никопола и бей Видина получили письмо. Там говорилось, что Раду скончался, а Лайота теперь единственный законный правитель.

– Чем же Раду так прогневал султана?

– Наверное, просил войско, – предположил Войко, – а султан с тех пор, как его люди потерпели тяжкое поражение в Молдавии, близ Васлуя, очень раздражителен, когда ему говорят, что надобен новый поход.

Узнав о смерти брата, князь Влад резко поменял планы. С помощью младшего Влада – вот где пригодились его познания в латыни – были составлены два письма.

Одно предназначалось совету города Надьшебена. В этом письме недавний враг и разоритель просил разрешить ему построить в городе дом. Если уж выбирать из двух городов – Надьшебена и Брашова – то лучше было выбрать тот, где люди чище сердцем. В Надьшебене хоть и называли Влада разорителем, но никто по крайней мере не сочинял на него лживых доносов.

Второе письмо предназначалось королю. Отправитель говорил, что выполнил все условия, примирившись с трансильванскими немцами, и теперь вправе рассчитывать на обещанные деньги, причём эти деньги нужны скоро. Он также сообщал, что набирает себе людей в отряд и поэтому ближайшие недели проведёт в разъездах.

Королевские чиновники и сын отправились восвояси, увозя с собой письмо к Матьяшу, а Влад, стоя во дворе корчмы и смотря им вслед, не мог сдержать счастливой улыбки, потому что чувствовал себя свободным от всяческих долгов и обязательств. В случае с братом освободила от долгов сама судьба, а в случае с королём пришлось немного схитрить, но оно того стоило.

«Теперь ближайший месяц или полтора делай, что заблагорассудится, – сказал себе Влад. – И жупаны будут подспорьем».

Он обернулся к Войко:

– Слушай, я всё хотел тебя спросить… Где она?

– Кто?

– Тогда, в Трансильвании, я оставил вместе с сыном женщину. Сына ты видел. А где женщина?

– Уж не серчай, господин, ведь когда тебя взяли под стражу, мы не знали, что делать. Приехали к нашему войску, как ты велел, и рассказали, что случилось. А там уже находился Штефан. Он, когда услышал, что ты схвачен, сразу велел своим людям поворачивать домой и сказал, дескать, воевать с Матьяшем уговора не было. А тут ещё приехали люди от Матьяша и сказали, что король велит твоему войску мирно разойтись по домам, а если не разойдёмся, то с нами поступят, как с мятежниками. Войско постояло, побурлило дня два и решило идти по домам.