— Да ты вконец спятил! Успокойся и убери оружие!

— Нет, генерал, я люблю жизнь во всех ее проявлениях и считаю, что мне рановато в расстрельный ров к Мюльсу.

— Дался тебе этот трус!

— Давайте руки.

— Леон, мне незачем тебя убивать. Ты интересен хотя бы тем, что таких я не видел никогда. И не слышал о них. Хотелось бы побольше узнать о том, откуда ты прибыл, глядишь, найдется что-то полезное. Не такой уж я недалекий, как ты думаешь. Сейчас, может, и слегка зол на тебя, но людей из-за глупых эмоций к смерти не приговариваю, нужна веская причина.

— Не сомневаюсь, что причина найдется, и не одна. Руки.

— Ты совершаешь огромную ошибку.

— Какая банальность… Расслабьтесь, вам тут придется долго просидеть. И хватит дергать головой, иначе вместо повязки вставлю кляп, а это куда неприятнее. Вот теперь, генерал, вы мне нравитесь куда больше. Тихий и спокойный. Надеюсь, вы не будете возражать против того, что я вскрою вот этот милый шкафчик? Вижу по глазам, что у вас есть кое-какие невысказанные мысли по этому поводу, даже чуть жаль, что не можете их высказать, должно быть упускаю возможность выучить немало незнакомых бранных слов. Ну да ничего, попробую это как-нибудь пережить. О, узнаю знакомые мешки. С печатями казначейства, надо же. Что это тут? Золотишко… Вы мне изрядно задолжали, так что я просто вынужден как-то это компенсировать. И не надо так вращать глазами, ведь прекрасно помните, что я вор, поэтому ничего возмутительного в моем поведении нет. Серебро, кстати, тоже прихвачу. Не расстраивайтесь, я ведь взял лишь малую часть, оставил куда больше, цените мою неслыханную щедрость. Это вам хорошо, у вас нарисовались богатые спонсоры, а мне не на кого надеяться, кроме как на себя. Ну прощайте, генерал. Попрошу не беспокоить вас до утра.

* * *

Ага. Прям возьму и попрошу. При том что караул сменяется через каждые три-четыре часа. К тому же, несмотря на поздний час, может заявиться кто-нибудь с неожиданным докладом. Какой-нибудь очередной «Джеймс Бонд» вроде запавшего в душу полковника. У них ночь — любимое время.

Итак, я разжился деньгами и кое-какой информацией. Первое — полезно, второе меня сильно огорчило. Надежды на то, что генералу известен выход на людей, способных отправить меня обратно, к аптекам с антибиотиками, не оправдались. То есть мне остается успеть с шиком прокутить украденные деньги за оставшиеся деньки.

Нерадостные перспективы…

Но я не из тех людей, которые сдаются. Информация… Бесполезная информация… А так ли она бесполезна? Что я только что узнал? За горной преградой существует изолированная цивилизация. Люди там непростые, и за это их называют колдунами.

Колдунами…

Колдун, который вышел из леса, вылечил покалеченного упавшим деревом лесоруба и растворился в воздухе, будто кусок тростникового сахара в кружке с кипятком. Так сказал генерал, и он в эту историю верил.

И тут накатило прозрение, заставив на миг забыться. Я выпал из мира, вернувшись назад по реке времени. Сырая камера, жирные мокрицы на стенах, вонь из параши, полубезумный взгляд Дата и его торопливое бормотание: «Там ведь не крестьяне с полей, там величайшие умы, вся вина которых лишь в том, что подвергли сомнению неизменность ритуалов. Магия живая, а не окаменевший скелет, но лишь избранным доступно понимание столь простой истины. Ты знаешь Кайру? Кайру Ло, которая из Пешваров? Ее знают все, что неудивительно, ведь она может лечить любой телесный недуг. В тех случаях, когда врачеватели лишь руками разводят, ссылаясь на происки высших сил, бороться к которыми смертным не дано, идут к ней. И она помогает. Помогает потому, что не оглядывается на каноны, а делает по-своему».

Кайру я не знаю. Но, кажется, знаю, где ее можно найти. Всего-то и надо отправиться в сердце непреодолимых гор. Поможет ли она в моем случае? Ответа нет и не может быть, но уже какая-то перспектива, не безнадежный тупик.

— Леон, что с вами?

Из забытья меня вывел вопрос безымянного денщика. Тот самый ботаник, который почти безмолвной тенью следует за генералом повсюду. В высшей степени никчемный солдат, он даже не обратил внимания на отсутствие караульных.

— Да так, ничего… Хотя… Случайно, не подскажешь, что такое рниш?

Денщик на миг задумался, потом неуверенно выдал:

— Не наше название, его не использует никто.

— Название чего?

— Стручовка, или едкая стручовка, так у нас принято его называть. Кустарник такой, цветет красиво, пахнет при этом хорошо, но, как созреет, лучше не приближайся. Листья жгут, будто крапива, от плодов запах такой, что глаза слезятся. Дикари из него вроде приправу делают, вот ее и называют рнишем.

— «Принеси ему веточку рниша…»

— Что вы сказали?

— Ничего…

— А где дозорные?

— Дозорные? А вон же, там.

Я указал направление, в котором, по моему мнению, находились солдаты. Денщик повелся, как последний глупец, оглянулся. А ведь человек образованный, вон какие редкие слова знает.

Оглушенное тело затащил в палатку к генералу, чтобы тому не сильно скучно было. Спасибо мешочку с песком, снова пригодился, очень удобный инструмент. Веревки всего ничего осталось, так что отрезал парочку оттяжек. Золото украл, бечевку украл, что бы еще тут прихватить…

А это кого еще черти принесли?!

В проходе между коновязью и стеной палатки движение. Приближаются двое. Неужели нарвался на смену караула? Это даже хорошо, ведь, если успокою этих без звука, выгадаю максимум времени до поднятия тревоги.

Увы, но это оказались не караульные. Шфарич собственной персоной, надутый, будто индюк, еще и винтовку с примкнутым штыком тащит. И Амата семенит мелкими шагами.

Несмотря на мою явную враждебность, Шфарич никогда не обижался, так и норовил через неприязнь в друзья пробиться. Видимо, много посулили за такое, вот и лезет из кожи вон.

И сейчас в своем амплуа: не вспоминая о недавнем ударе по морде, заулыбался, сплюнул, заговорщицки подмигнул:

— Вы уже уходите? Ну да ничего, господину генералу не придется скучать, вон я какую птичку ему привел.

Как же все плохо… Может, сказать ему, что Грул занят важными делами? Ага, и Шфарич в это поверит, а также не заметит отсутствия караульных и денщика. Может, он и не гений, но не такой уж глупец.

И что же теперь делать? Глушить обоих? А я ведь не из тех, кто на женщин руки поднимает.

Шфарич продолжал разглагольствовать в том же духе:

— Тебе, кстати, тоже не придется ночью мерзнуть. Нет, я не про Маду, тут твоя старая пассия образовалась. Задержалась в лагере, ищет именно тебя, так и крутится возле палатки.

— Кто?

— А сам-то не знаешь? Та самая тощая племянница полковника Касдидо.

— Тиата?