Все эти противоречивые мнения должны были сыграть важную роль в приближавшемся суде над Страффордом. Если он смог бы опровергнуть обвинение прокуроров, что касались исполнения его официальных обязанностей как представителя короля, то это подорвало бы широко распространенное мнение среди законопослушных англичан, от барристеров до сельских судей, что король поступает против закона. В случае если это мнение будет поколеблено, то у короля появится возможность продемонстрировать, что обвинение может быть двойственным и что его генеральный прокурор может выдвигать обвинение против его оппонентов столь же эффективно, как и они, в свою очередь, могут выдвигать обвинение против его министров. Такая политика требовала терпения нужных людей на нужном месте и в нужное время. У короля, к сожалению, не было кадрового резерва. Самые блестящие юристы, смелые и решительные, были на стороне оппозиции. Финч показал свою несостоятельность в условиях кризиса и бежал. Литтлтон и Херберт были честными и надежными людьми, и это были самые лучшие назначения, которые только можно было сделать в данных обстоятельствах. Но им недоставало смелости и понимания задач, стоявших перед ними.

Эти назначения приоткрывали намерения короля. Он старался привлечь на свою сторону менее яростных критиков его политики среди пэров, оппозиционные настроения которых были не столь фундаментальны, скорее это было случайностью. Это были люди, которые были недовольны тем, как осуществлялось руководство войсками во время шотландских войн, но они были традиционно связаны с двором и были скорее слугами короны, но никак ее оппонентами. Хотя и были протестантами, но по своим религиозным симпатиям не примыкали ни к пуританам, ни к пресвитерианам. Король имел также виды на лорда Бристоля, который был представителем оппозиционных пэров в Йорке. Он намечал себе в соратники Бедфорда и умеренного Хертфорда, веря, вполне обоснованно, что этих людей можно увести из лагеря непримиримых и создающих проблемы Брука и Сэя, опасного и мрачного Уорвика. Если будет положено хорошее начало по вербовке сторонников в палате лордов, то подобную практику можно распространить и на палату общин. Опасения тех людей, которые были обеспокоены решениями короля в области государственного управления в последние годы своего правления, не получили своего подтверждения благодаря умеренной политике короля. В то же время у них появились подозрения в отношении критиков короля, имевших крайние взгляды. Некоторые из более экстремистских последователей Пима намеревались «перевернуть» также некоторые привычные для всех вещи, но важные для них – прежде всего взаимоотношения церкви и государства и саму социальную иерархию. Было только делом времени и терпения для короля дождаться момента, когда столь сильные антиправительственные настроения, существовавшие в конце 1640 г., постепенно начнут обращаться против самой оппозиционной партии.

Это стало основным содержанием политики короля Карла в течение следующих месяцев, но не единственным. Он чувствовал крайнюю необходимость, а королева ощущала это в еще большей степени, иметь в запасе верные альтернативные варианты, если его долговременная политика не сразу даст свои результаты. Король продолжал контролировать армию, и, несмотря на то что он сделал главнокомандующим графа Эссекского, он знал, что значительное число армейских офицеров, бывших прежде придворными, были преданы или ему, или королеве, или, по крайней мере, настроены против Пима, пуритан и ковенантеров. Многие из офицеров-католиков были вынуждены уволиться из армии, но король поддерживал связь с лучшими из них. Он пожелал произвести капитана Джона Смита в баронеты, но тот отказался, объяснив, что у него слишком небольшое состояние, чтобы можно было соответствовать своему новому столь высокому титулу. Он был, естественно, в прекрасных отношениях с молодыми аристократами, которые входили в его личную гвардию и придавали парадный вид его двору, это были: Гарри Джермин, шталмейстер королевы; Джордж Горинг, комендант Портсмута и сын лорда Горинга, фаворита королевы; Гарри Перси, брат Нортумберленда Джона Саклинга и Уильяма Давенанта, поэтов и придворных, ставших солдатами; Хью Поллард, Джон Беркли, Джон Эшбернам и Гарри Уилмот, отличившийся при Ньюберне, если это можно так назвать. Можно также упомянуть ирландского офицера Дэниела О'Нила. Новообращенный протестант и хорошо известный при дворе, он по рождению был племянником Реда О'Нила, изгнанника графа Тирона и тайно признанным вождем католической Ирландии.

Эти люди были придворными в первые месяцы 1641 г.; некоторые из них совмещали свои военные обязанности c парламентскими, это были люди короля, которые сумели получить места в палате общин. Они встречались в вестминстерских тавернах, а некоторые из них посещали гостиную королевы. Их роль в политике и при дворе не имела ничего общего с выжидательной и примиряющей политикой короля. Они представляли собой новую формирующуюся ударную силу, вдохновителем которой выступала королева.

Пим, который стремился всегда быть в курсе всех дел, не мог не знать о существовавшем в окружении королевы «военном кружке». Но его больше заботило в первые недели 1641 г., как предотвратить раскол в палате общин, что сыграло бы на руку королю. На протяжении первых восьми недель работы парламентарии в палате общин были настолько заняты обсуждением текущей повестки дня, что даже не заметили, в каких дискомфортных условиях заседают. Так, многие окна были разбиты. Это не имело значения во время заседания Короткого парламента в весеннюю пору, но теперь декабрьский холодный дождь проникал внутрь помещения через разбитые стекла, в то время как парламентарии рассматривали насущные проблемы государства. И только 4 января после предпринятых ими усилий окна были застеклены.

Эта забота о личном комфорте свидетельствовала о некоей несогласованности в деятельности членов палаты общин, что представляло опасность для Пима, особенно когда пуритане в палате общин и в Сити, поощряемые шотландцами, практически вышли из-под его контроля. По мнению Пима, момент был неподходящий, чтобы прислушиваться к громким требованиям покончить с епископатом. «Отмена» уже устоявшихся институтов, несомненно, посеяла бы тревогу среди большинства умеренных деятелей. Он был терпелив, прилагая все усилия, чтобы направить энтузиазм пуритан в другое русло. Пусть они обличают римокатоликов, пусть критикуют расплодившееся множество бездеятельных клириков, пусть проведут следствие, откуда в английских церквях появилось такое количество идолопоклоннических образов, и, к примеру, обвинят в этом доктора Косина, который выставил на всеобщее обозрение несколько икон на своем приходе в Дареме. Пусть будет вынесен вотум недоверия тем священникам, которые проповедовали против шотландцев и Короткого парламента. Пусть заставят вице-канцлера Оксфорда доктора Кристофера Поттера, ректора Куинс-колледжа и духовника короля, просить прощения на коленях у палаты общин, потому что он отстранил от служения доктора Генри Уилкинсона из Магдален-Холл за проповедничество. Но, несмотря на Лондонскую петицию и несмотря на Кентскую петицию, принятую в поддержку первой в январе, Пим не позволил обсудить вопрос о епископах.

Наряду с