Наступил момент, когда окончание продолжительной войны устраивало не только потерпевших поражение турок, которые с самого начала стремились к этому, ведя отважные арьергардные бои, но и их победоносных европейских врагов. Венеция была истощена. Польша после смерти Собеского в 1696 году постепенно исчезала со сцены. Император Леопольд был занят своими европейскими обязательствами, особенно теперь, когда надвигалась Война за испанское наследство. Более того, он был склонен, будучи реалистом, скорее укрепить и объединить османские территории, которыми война обогатила его империю, чем морочить себе голову амбициозными проектами более масштабных завоеваний с помощью похода на Босфор. Только Петр Великий, впервые вставший на путь той русской агрессии, которая отныне и впредь превратилась в постоянную головную боль для Османской империи, стремился продолжить войну. Он нанес визит в Вену, чтобы оказать давление на императора и создать для этой цели союз. Но он опоздал. В это время предложения о мире уже были внесены двумя странами, напрямую не вовлеченными в войну, — Англией и Голландией.

Отношения англичан с Портой до этого времени ограничивались главным образом вопросами коммерции, в частности защиты английских судов от нападений берберских корсаров, а во время критской войны — от имевших место попыток мобилизации этих судов турками для использования против Венеции. Во время гражданской войны в Англии престиж англичан в Порте снизился из-за присутствия послов обеих враждующих сторон. Но теперь, с восхождением на трон Вильгельма III, ситуация изменилась. Вместе с Голландией он настаивал на мире с турками в интересах собственной войны против Людовика XIV. Она была близка к концу. Но Англии и Голландии по-прежнему было выгодно, как в военном, так и коммерческом отношении, не допустить появления Франции в качестве преемника торговой империи Венеции. Именно этого представитель Людовика XIV в Порте изо всех сил стремился добиться, склоняя султана к изгнанию венецианцев из его владений. Более того, война Священной лиги нанесла серьезный ущерб торговле англичан с Левантом из-за снизившегося спроса султанского двора на предметы роскоши из Англии.

Поэтому английский посол лорд Пейджет и его голландский коллега Якоб Кольер предложили себя на роль посредников при подготовке мирного договора между Портой и христианскими державами на основе принципа uti possidetis («чем владеете, тем и владейте»). Это означало, что каждый должен сохранить за собой территорию, которой владел на данный момент, и, следовательно, в принципе договор утверждал за европейцами все захваченные ими турецкие территории. Кепрюлю Хусейн созвал Государственный совет, и несколько дней спустя султан вручил Пейджету для передачи королю Англии контрпредложения, включавшие определенные изменения, в особенности касавшиеся возвращения туркам Трансильвании. Англо-голландское посредничество было тем не менее принято.

Итак, в последние месяцы 1698 года в Карловицах, Хорватия, на правом берегу Дуная, была проведена мирная конференция. Она проходила в зале, специально спроектированном, чтобы нейтрализовать различия в порядке приоритетности между победителями и побежденными, с четырьмя одинаково расположенными входами для четырех держав. К ним, по требованию императора, была добавлена Россия.

Петр Великий, с его большими морскими планами относительно Керченского пролива, ведущего в Черное море, не был удовлетворен урегулированием, оставлявшим ему только Азов и прилегающие земли, которые и так уже находились в его владении. Петр не желал подписывать ничего сверх двухлетнего перемирия. Эффективно изолированный на конференции, он обиделся на Габсбургов за то, что его «замечали не больше, чем собаку» и оставили «с пустыми карманами». Другие державы после продолжительных и часто бурных переговоров согласились подписать договор сроком на двадцать пять и более лет, включая лишь незначительные поправки к принципу uti possidetis. Империя Габсбургов сохранила за собой Славонию, Трансильванию, значительную часть Венгрии, без Темешвара, и часть территории к востоку от Тисы, оставив туркам примерно одну треть их прежних венгерских владений, и, соответственно, наконец утвердилась у ворот Балкан. Польша вновь получила Подолию, Каменец и Западную Украину с участком территории к востоку от Тисы, но ушла из Молдавии. Венеция вновь сохранила Морею, остров Санта-Маура и большинство завоеванных территорий в Далмации и Албании, но уступила территории к северу от Коринфского перешейка. Турки отказались выдать австрийцам Текели, венгерского бунтаря, ныне находившегося в изгнании в Стамбуле, но перевели его в Малую Азию — на безопасное расстояние от границ империи, где его жене, которой возвратили ранее конфискованное приданое, было разрешено воссоединиться с мужем. Карловицкий договор был подписан 26 января 1699 года, в час, избранный турками по астрологическим соображениям. Его подписание было отмечено артиллерийскими залпами, наконец-то мирными, пушек дунайских крепостей Петервардина и Белграда.

Таким, когда XVII век подошел к своему завершению, был конец целой эры в истории Османской империи. Она больше не считалась агрессивной экспансионистской державой, какой ее знали и боялись христианские страны на протяжении более чем трех минувших столетий. Хотя она оставалась сильной в Азии, начался безвозвратный период ее отступления из Европы, который продолжился рядом поражений, отмеченных чередой все более невыгодных и неблагоприятных договоров. Определенно больше не могло быть возврата к великим дням завоевателей. Европейские государственные деятели восприняли подчиненное положение Османской империи и ее растущую зависимость от Европы как свершившийся политический факт.

Раз и навсегда сила Запада с его поднимающимися национальными государствами превзошла силу Востока. Разрыв между ними отныне неумолимо увеличивался, не только в военных стандартах, но и в характере экономического и социального развития, который их обусловливал. По своей сути Османская империя была, в современном понимании, отсталой страной; ее эволюция на фоне продолжавшегося упадка проходила невероятно медленно и в отдельные периоды замирала. В международном плане ее будущий статус оставался предметом дискуссии, но больше не военной, а исключительно дипломатической. Больше не представляя собой угрозы, Османская империя могла стать, ввиду своей крайней слабости, инструментом другой державы, склонной к агрессии. Таковой в начале XVIII века была имперская Россия.

Петр Великий был абсолютным монархом, сравнимым с Мехмедом, покорителем Византии, жившим на два с половиной столетия раньше. В качестве императора Третьего Рима, предполагавшего себя не только «сувереном и автократом всей России», но и «новым царем Константином для нового города Константинополя», он стремился под державным гербом в виде двуглавого орла отвоевать Константинополь у османских турок.

Как и султан, высший правитель военного государства, самим Провидением созданного и предназначенного для имперских завоеваний, Петр был вполне готов к проведению агрессивной политики широкомасштабной экспансии в Европе и Азии, которой последующим царям предстояло следовать на протяжении грядущих веков. Имперская Россия угрожала стать противником более грозным, чем любой другой, с кем османам до сих пор приходилось сталкиваться. Ибо Россия была единой националистической державой, каковой христианской Европе с ее разными религиозными, политическими и национальными интересами не дано было стать. Она обладала огромными территориальными и людскими ресурсами и, кроме того, имела, благодаря вере, сильное потенциальное влияние на европейских подданных ее «нечестивого» врага.