— Все уже упало, — уверенно и коротко заявил Михаил.

— Соглашусь, — поддержал его Юра Вотяков. — Ничего уже не рухнет, время объект отформатировало.

— Перемычки каменные были, между зданиями периметра и центральным, вот они и упали: гнезда искрошились, — дополнил Демченко.

— Хорошо, понял. Давай. Миша, дальше.

По глазам Демченко я понял, что он еще что-то хочет добавить. Мнется…

Я уточнять не стал: пусть поварится.

— Я и говорю — то, что отстоялось, то крепкое! Под всей зоной, если наморщиться, явно каменная подушка будет — где фундамент, а где в запас делали. Потому деревья и не пробились, не встали внутри зоны. Если бы не так — «зеленка» давно бы отмела объект себе. Хотя там травы всякой и так немерено, но все из слабых, ползуны всякие. И еще эти есть, допотопные, ну в школе проходили! Хвощи и плауны, так?

Поначалу я порой не совсем точно понимал Гоблина.

Говорит он не по чистой фене: сибирские зэки, навкалываясь после отсидки на артельных приисках, по выходе из тайги говорят по-иному. Это разновидность пацанского «бодрячка» в деловой братковской вариации. Причем «северного» типа — так говорят, например, питерские и кировские. На юге словечки другие, там кавказское влияние сильно.

Так что сначала я порой подвисал на секунды. Потом привык, как и все остальные, относясь к подобному жаргону как к неотъемлемому фактору развития языка. Такие бесписьменные сленги всегда очень динамичны, обновления «устанавливаются» постоянно, а у нас сей процесс особо подвижен — новая разновидность старого сленга рождается на глазах. И под «локалкой» правильными мужиками анклава понимается не жилая зона ИТУ, а, несомненно, известное-другое, легендарное, да новое. Тут филологу скоро раздолье будет — продуктивная на генезис письменная составляющая, со смертью культуры SMS и каментов, исчезла, и потому узнавание адептами новаций идет исключительно через личный живой контакт. А это, скажу я вам, зрелище!

Сомов не просто так все чаще и чаще переходит на жаргон — именно так дистанцируются спецсообщества, устанавливаются вербальные маркеры. Уже и Кастет активно перенимает словечки, не теряя, впрочем, способности говорить богато и грамотно… К Гоблину все давно уже приспособились — ни внешность, ни манеры обманки не дают, но и жеманного не обещают. Что делать, Мишка такой, стыдливо колупать паркет ботинком никогда не будет.

— Воды хоть утопись, — описание от Гоблина продолжилось. — Речка в долинке разбегается на рукава, два потока подходят близко к развалинам. Там даже «бассейны», прикинь, есть, не пойми какие — то ли древние кенты нарыли, то ли природа-мать. И очень тепло.

Кастет откинулся назад. Серега привстал, размял плечи. Долго уже сидим.

— Алексей Александрович, я туда приехал в райскую погоду, — поделился впечатлениями Демченко. — А вот мужики в первый раз пришли в проливной дождь. В обоих случаях у развалин тишина, теплынь, ветра нет. Райский климат. Сомов упоминал про «зеленку» — так там одичавший виноград кругом растет. Черный такой, вкусный, кстати, крупней, чем у нас, и послаще. Еще сирень есть, повилика…

Я с удивлением посмотрел на него. Вот какие слова материковские люди знают, не то что мы, северяне, липы от вяза не отличаем.

Профессор, похоже, уже созрел для более длинных комментариев.

— Правильнее будет сказать: «микроклимат». Неудивительно. Хребет закрывает долину с севера и северо-запада, море теплое, инсоляция огромная. И много влаги — вот вам, коллеги, и еще один фактор. Соответственно сформировался огромный хорологический ресурс. Я бы предположил даже не «сочинский», а микроклимат субтропического абхазского типа — там могут произрастать цитрусовые. Несомненно, означенному оазису необходим ботанический осмотр, поиск остатков культурных посевов.

Услышав такое, я, как мне показалось, на минутку, закрыл глаза, вспоминая фотографии и вновь оценивая рассказы сталкеров.

Итак.

Когда-то к этой «крепости» вели две дороги: одна по «морской» аллее, из бухты, вторая же наверняка поднималась на возвышенность. Если подняться по ней, то попадешь в то место, которое мы ныне называем Промзоной. В Крепости есть два подвала, по объективным причинам пока необследованные. Есть центральное здание в три этажа, небоскреб по нынешним меркам, в котором сумрачно красуется старинный этот самый… рефлекториум.

Ничего внутри не осталось от былой роскоши, только темное пространство с лучиками света.

В северной части безнадежно ожидают новых хозяев руины жилых комнат. В южной — мастерские, каменные давильные прессы, кухни и конюшни. Рва у Крепости никогда не было. Внешние стены поросли душистой цепкой зеленью, а в каждой мелкой расселине зародилась земля, давшая приют маленьким цветкам. Из-под каждого камня и в простенках растет трава, лиловые и белые кисти сирени выглядывают из нижних бойниц. Рядом руины небольших строений, их еле угадаешь, а звериные тропки, даже крошечные, отсутствуют: зверь сюда не заходил…

— Юрка влез на крышу этого «рефлектора» — молоток, почти как Монгол на высоте работает, — пробивался сквозь пелену моих мыслей низкий голос Гоблина. — Говорит, реально море видно…

Вот черт!

Ну конечно же видно. И мне видно!

Я представил: ярко жжет полуденное солнце, и от этого терпко пахнущие влагой тропические заросли манят еще сильнее. Еще сто шагов — и вот оно: начинается царство зелени, кусты черемухи и лавра, широкая аллея вековых деревьев, идущая к… Я вижу море — огромное и пустынное! Лазурное! Там нас ждут восхитительные коралловые рифы, прекрасные песчаные пляжи, изумрудная зелень травы по бокам аллеи, освежающий морской бриз и шелест трапециевидных листьев высоких пальм.

И большой фанерный щит с надписью, выполненной маслом в курортном стиле, с блондинкой в правом углу: «Пансионат „Южное Взморье“, Замок Россия».

Я открыл глаза, посмотрел на моросящий дождик за окном и вновь прикрыл их.

Мне это нужно.

У нас это будет.

Так, что мы имеем — я уже с другим уровнем интереса вновь придвинул карту.

Большая удобная бухта, на западном берегу нужно строить морской порт. По центру зона отдыха, а если идти по пляжу налево, то выйдешь к другой бухте, уже поменьше, а там и устье Волги. Чуть ближе — одинокий высокий остров. А напротив, на уступе скалистого утеса, стоит в молитве Смотрящим «мист-группа» Эдгара. Все в оранжевом, в ореоле бесчисленных пестрых ленточек, тут и там гроздьями развешанных по соснам. Ничего, вытерпим и их, лишь бы нудистского пляжа не забацали. Хотя сложности могут быть.

Люди с Морского занимаются морским же промыслом: по берегу, в восьми километрах к востоку, начинается «крабовое поле». В поселении уже две мотолодки и один ялик — «моряки» исправно отлавливают добычу, приносимую течением. Пока в Морском Посту живут четыре семьи, но на подходе еще две — постепенно формируется настоящий поселок… не совсем обычных людей. Соответственно здесь нужна системная власть, организация быта и работы. И обучение детей. Хотя если в перспективе организовывать отделение школы в Промзоне — на весь район… Забирать детей у родителей — плохой метод, а фатальные неучи анклаву не нужны.