соотечественника. Узнав, что тот в конечном счете приедет на родину, отец слезно попросил его передать ее мне, тогда еще школьнику с редкой для нашего города фамилией Робертсон».

Аарон замолчал. После короткой паузы он побросал себе в тарелку немного овощей, разложенных по нескольким плетеным подносам, положил зелени, зеленого лука, сбоку на тарелку он положил два куска прожаренного мяса, посолил, взял толстый ломоть свежего хлеба…

— Среднего размера хлеб, кусок сыра… сметан…

Вдруг он бросил вилку и хлеб перед собой, закрыл лицо руками и его плечи затряслись, а из глаз брызнули слезы. Саад, сидевший справа от него, крепко его обнял. Аарон же повернулся к нему, уткнулся в плечо, крепко обняв его в ответ, и зарыдал, в голос, стесняясь показать заплаканное лицо, но не стесняясь быть услышанным. Саад растерянно смотрел поверх его плеча на друзей, Я'эль нервно покусывала губы и смахивала то и дело накатывавшиеся слезинки. Филипп же спокойным, но тяжелым кивком указал Сааду не беспокоить Аарона, и жестом руки успокоил хозяина, вышедшего на его плач. Селянки то и дело выглядывали из-за его широкой спины, но он шепнул им что-то, после чего они ушли в другую комнату. Филипп снова воспользовался жестом, на этот раз прося хозяина присесть рядом.

— Это нервы, это скопившиеся эмоции, это ответы на все терзающие его душу вопросы, — прошептал он хозяину.

— Ааа, что-то с близким человеком случилось, да? — понимающе, но даже не пытаясь говорить приглушенно, посочувствовал хозяин, подсев к Аарону с другой стороны. — Дорогой мой, я не знаю, что происходит в твоем сердце, и что и с кем из близких тебе людей случилось, но поверь мне — тому, кто всю жизнь жил только в этом поселке, а значит кто полностью понимает этот мир: хорошо покопайся в случившемся, там обязательно найдешь Любовь, она тебя и успокоит. И выпей моего вина, оно лечит. Я тебя от всего сердца прошу, ведь ты всю свою жизнь ждал, пока ты ко мне зайдешь, чтобы здесь свою душу открыть.

Аарон выпустил Саада из своих объятий, шепотом поблагодарив его за поддержку, и повернулся к хозяину.

— Повтори, пожалуйста, еще раз, как говорил тебе твой отец, — попросил он.

— «Будешь делать свою любимую работу — станешь счастливым, когда увидишь какими полезными окажутся ее плоды», — самым серьезным голосом проговорил хозяин, немного нахмурившись.

— Я запомню это на всю жизнь и научу помнить об этом своих детей, — сказал Аарон, повторив слово в слово наказ отца хозяина «Закусочной».

— Если сдержишь слово, то будешь всегда счастливым, — таким же серьезным голосом ответил тот и налил полную кружку вина. Дотянувшись до полки на стене, он снял с нее кружку поменьше и, наполнив ее вином для себя, тихо произнес: — Будь здоров и счастлив, дорогой! Вы все будьте здоровы и счастливы, гости мои! Давайте, начните есть, а я пойду. Дел много.

Глава 13. На темной стороне

Придя в себя, Аарон продолжил говорить с той же самой точки, на которой он сорвался, словно он тогда поставил себя на паузу.

— Сметана, маленькая баночка, хлеб, сыр… А мы здесь едим то, что и представить себе не могли. Я понимаю, что непосредственной связи между нами сейчас и профессором тогда нет, и мы не должны чувствовать себя в чем-то виноватыми, но все же… все же как все это несправедливо! Как несправедлива жизнь!

Филипп решил лишить последние слова статуса истины в последней инстанции.

— То, что мы едим здесь — результат кропотливого труда, ежедневно вкладываемого жителями этого поселка в эту землю. Тут все честно: ты заботишься о земле, она тебя кормит. Вспомни как сказал хозяин: «Я всю жизнь жил в своем поселке и поэтому знаю, что такое жизнь». Как-то так он сказал. Может показаться странным: вроде он никогда никуда не выезжал, а в жизни разбирается лучше всех нас вместе взятых, образованных, начитанных, страны разные повидавших — не так ли? Ан нет, он прав. Тот подход, который он применяет к жизни, дает ему право так говорить. Да и еще мудрую заповедь дал, которую ты обещал исполнить. Кстати, воспринимать все это ты, да и все вы, должны серьезно. Это не простые слова, разогретые вином и едой. А теперь давайте-ка выпьем за все хорошее и начнем есть.

Глухой стук глиняных кружек, утяжеленных прекрасным вином, еще больше возбудил аппетит. Несколько минут они все молчали, за обе щеки уплетая салаты, закуски, сопровождая это вкуснейшим хлебом и запивая действительно исцеляющим душу вином и лишь время от времени хваля и рекомендуя друг другу то или иное блюдо. Все же, в один момент Я'эль вернулась к последней из рассказанных историй.

— Аарон, извини пожалуйста, но я хочу спросить: откуда твоей маме стало известно о разговоре профессора с ректором? — попросила она уточнить.

— Он ей сам рассказал, в двух словах. Я не знаю, что именно сказал он, а что уже потом мама добавила от себя. Она имела на это право, ведь она до сих пор чувствует свою вину в том, что произошло с профессором после того Рождества. Он не мог изменить своей чести и достоинству, поэтому он поступил правильно. Ее бывшего менеджера тоже нельзя винить в том, что он сказал «ребята», а не «ребята или попавшие в нелегкие условия профессора». Даже ее коллеги, которым она помогла тогда с работой, которые даже подняли тост за него — даже они не имеют на себе вины. Это мама решилась на тот шаг, мама объединила и повела за собой друзей и приняла решение не говорить ни слова. Это даже именно она предложила тост за него.

— А она призналась ему в этом?

— Нет, она так и держит это в себе. В тот день она решила пройтись с ним, в результате чего довела его до самого дома. Он, оказывается, недалеко от нас живет. Вот он ей сам и рассказал, а она уже допредставила все, довымучала, так сказать, досожалела… Может быть, именно через это она пыталась раскаяться. Я не хочу