– Завтрашний день я начну с того, что пойду и убью Дугала.

– Боюсь, мессир, госпоже Агнессе это не понравится, – совершенно серьезно заметил Джентиле. – Она совсем недавно вышла замуж. Вряд ли ей захочется так быстро превратиться в безутешную вдову.

– Я его не буду совсем до смерти убивать, – огрызнулся де Фармер, от волнения став несколько косноязычен. Поднялся на ноги и ожесточенно пнул мертвеца. – Гунтер, хочешь, побьемся об заклад? Горская сволочь что-то пронюхала, а нам, как всегда, ни единым словом не обмолвилась! Он наверняка знает, кто этот проходимец, зачем залез к нам в шатер посреди ночи и почему пытался меня убить!

– Интересно, только тебя или меня тоже? – меланхолично заметил фон Райхерт. – Кстати, у меня есть занимательный вопрос. Что станем делать с трупом?

Мишель и Джентиле переглянулись и с искренним недоумением уставились на германца.

– Выбросим, – твердо заявил де Фармер. – Причем немедленно. Или ты предлагаешь оставить его здесь до утра? Знаешь, мне как-то не очень нравится спать в обществе покойника!

– Ты собираешься лечь спать? – поразился Гунтер.

– Ну да, – удивился вопросу нормандец. – А ты что, намерен бдеть до утра?

«Средневековье, – в который раз обреченно подумал бывший обер-лейтенант. – У них не психика, а крепостная стена. Непрошибаемая».

Начало мая.

Где-то между Коньей и Тарсом.

Киликийская Армения.

Жеребец пал ночью. Без каких-либо предварительных признаков сразившей его болезни. Вечером был живой и здоровый гнедой фессалийской породы, бодро хрупавший отрубями из торбы. Наутро в загончике из тонких жердей лежала, отбросив нелепо длинные ноги, неприглядная раздутая тушка.

Мессир Ангерран де Фуа, собственник погибшей животины, после краткого дознания мимоходом двинул проштрафившемуся конюху в ухо – рука у старого рыцаря была тяжелая, и слуга еще два дня жаловался на звон в голове – и в полном недоумении признал:

– Ничего не понимаю. Отравился, что ли? Здоровый же был конь, всю Малую Азию прошел, а тут – на тебе…

Стоявшие рядом Мишель де Фармер и его бывший оруженосец сочувственно, как того требовала ситуация, закивали. Нормандец озадаченно пощелкал языком – мол, тайна сия велика есть. То Божий промысел, а Господь, как известно, призревает не только человеков, но и всякую тварь, бегающую, плавающую или летающую. Видимо, Он решил, что срок лошадиной жизни исчерпался и единым росчерком подвел под ней итог. А некий де Фуа остался без верхового скакуна и теперь будет вынужден срочно потратиться на нового.

Слишком увлеченный собственной бедой и грядущими расходами, мессир Ангерран упустил из виду перешептывания своих молодых друзей – весьма подозрительные перешептывания, надо заметить.

– Да быть такого не может!..

– Но лошадь-то сдохла. Не веришь – подойди ближе.

– Совпадение… – пробормотал де Фармер.

– Не верю я в такие совпадения, – отрезал Гунтер.

– Лошадь сдохла. Дугал клялся, якобы собственными глазами видел – старик отдал концы. Что же он, восстал из мертвых? Может, наведаться к капеллану, попросить святой воды да поднести ему за ужином?

– Интересный теологический вопрос: какое средство более надежно? Патентованный византийский яд или освященная водица? И влияют ли степень веры и сила убежденности совершающего обряд священника на качество святой воды? – съязвил фон Райхерт.

– Не богохульствуй, – серьезно заметил Мишель.

– Я не богохульствую, я рассуждаю!

– Вот и рассуждай так, чтобы Господь остался доволен твоими рассуждениями.

Вместо ответа Гунтер сплюнул на вытоптанную землю, вежливо раскланялся с удрученным де Фуа и зашагал в сторону их палатки. Через несколько шагов его нагнал замешкавшийся Мишель и теперь уже в полный голос, не боясь быть услышанным, спросил:

– Ну, и как же нам теперь быть? Что делать?

– Для начала пойдем и порадуем опочившего на лаврах Дугала, – злобно фыркнул германец. – А потом… Потом – не знаю. Я вообще сейчас ничего не знаю и не понимаю. Чем дальше – тем больше. Ты будешь смеяться, но мне ужасно хочется обратно в Нормандию, в ваш захолустный Фармер. Пока мы сидели там в лесочке и взахлеб чесали языками о судьбах мира, все казалось таким простым и понятным. Сделаем то, свершим вот это, прославимся в веках!..

– Прославиться в веках – это хорошо, – заметил Мишель. Ирония собеседника была ему непонятна и недоступна, а какие-нибудь подходящие к случаю ободряющие мысли в голову не лезли.

…Грандиозная идея с покушением на жизнь де Фуа принадлежала Мак-Лауду. Родилась она в приснопамятный вечер, когда разъяренные компаньоны явились к шотландцу, обвиняя его во всех смертных грехах. Но в первую очередь – в том, что, зная об угрожающей сотоварищам опасности, он даже не подумал предостеречь их. Скотт, что показалось Гунтеру превесьма странным, спокойно выслушал их возмущенные речи, не перебивая и не пытаясь оправдываться, и заявил:

– Собственно, что вы хотели от меня услышать? Кучу ни на чем не обоснованных подозрений? Вы бы первые меня высмеяли, попросив не рассказывать баек. Мне нужно было убедиться в том, что в моих словах скрывается хотя бы доля истины.

– Убедился – за наш счет! – вспылил Мишель. Кельт смерил его дружелюбно-снисходительным взглядом и язвительно изрек:

– Согласись, было бы исключительно глупо, если б столь доблестный воитель дал себя придушить или прирезать в собственном шатре. Я верил в вашу способность постоять за себя – и не ошибся.

Де Фармер открыл рот, не нашелся с ответом и сконфуженно примолк. Ему вроде как сделали комплимент, обижаться на который было глупо.

– Ну хорошо, – германец попытался в очередной раз призвать на помощь логику. – Ты убедился в своей правоте. Что из этого следует? Мессир де Фуа ни того, ни с сего проникся к там настолько сильной неприязнью, не поскупился нанять убийц и отправить их к нам с дружеским ночным визитом. Но почему? Мне казалось, Ангерран с первого дня нашего знакомства на Сицилии был к нам весьма и весьма дружелюбно расположен. Помогал в затруднениях, давал советы… И вдруг решил от нас отделаться. Разве мы ему чем-то помешали?

– Все может быть, – признал Мак-Лауд. Было видно, что шотландец напряженно о чем-то размышляет и колеблется – поделиться итогом своих раздумий с товарищами либо промолчать?

Наконец он нехотя проговорил:

– Де Фуа – слишком старый и слишком хитрый лис. Я никогда не был с ним близком знаком, но мы… мы уже несколько лет служим одному господину. Который не сомневался в преданности старика. Только чем дальше, тем больше мне кажется, что де Фуа переметнулся на чью-то иную сторону… нашел себе другого покровителя и следует новым замыслам… по случайному или намеренному совпадению вы оказались у него на дороге. Ваши поступки препятствуют замыслам его хозяина, и старик Ангерран, ничего не имея против вас, просто-напросто выполняет отданный ему приказ. Но тогда спрашивается – не последует ли за покушением за вас и покушение на меня, грешного… Или на Агнессу?