– Ставлю вас в известность, что для удобства нашей дальнейшей работы ваши показания, согласно закону, я записываю также и на магнитофон.

– Валяйте, я не возражаю. А как насчет жены?

– Окончательно решать будет суд, но мы, со своей стороны, обязательно отметим, что вы чистосердечными признательными показаниями оказали существенную помощь следствию. В новом уголовном кодексе есть статья об этом – шестьдесят первая. Если это окажется так на самом деле. Итак, я вас слушаю.

…Турецкий сидел у Меркулова и вместе с хозяином кабинета с иронической усмешкой слушал гвалт, несшийся с экрана телевизора: шел репортаж с вечернего заседания Государственной Думы.

Поначалу почтили минутой молчания память почившего вице-премьера и сразу перешли к неотложным государственным делам. Альфред Николаевич Басов давал пояснения к отдельным статьям будущего бюджета, первый вариант проекта которого лежал на столах перед думцами. Все шло мирно и тихо. Относительно, разумеется, поскольку почти каждая строка проекта встречала резкий отпор со стороны законодателей. Но это обычная картина, ничего нового тут не было. Диктор прерывал показ собственными комментариями. И вдруг все сразу изменилось. Резко сменил интонацию и сам диктор – известный заангажированный политический обозреватель, в его голосе требовательно зазвучали нотки хорошо оплаченного гнева: еще бы, в кои-то веки появилась вполне реальная возможность вылить полный ушат «народного негодования» на правоохранительные органы, переставшие уже окончательно считаться с какими бы то ни было правами человека, если о таковых есть еще реальная возможность рассуждать в нашем тоталитарно-мафиозном обществе, где ценность обыкновенной человеческой чести… не говоря уже о самой жизни… где отсутствие закона диктует…

– Ну вот, – заскучал Меркулов, – и как им всем, право, не надоест! Одно и то же!… Посмотри, Саня, может, по другим программам можно посмотреть, а не слушать этого трепача?

Турецкий пощелкал пультом. Нет, на остальных программах пока изгибались в сексуальных позах немолодые певички, трещали выстрелы рейнджеров и чернокожих бандитов, рассказывали анекдоты про жителей Крайнего Севера… Словом, страна жила обычной своей жизнью, настраивалась на уютный домашний вечерок где-нибудь в Санта-Барбаре. Пришлось вернуться.

Обозреватель теперь комментировал за кадром. А на экране шел митинг, ничуть не меньше. Представитель либеральных демократов в Думе, известный своими непристойными выходками, стоя теперь на трибуне и размахивая кипой каких-то бумаг, требовал немедленно вызвать сюда, на заседание, министра внутренних дел и заставить его дать полный отчет по поводу антизаконной карательной операции в Рязанской области. Далее перечислялись жертвы среди мирного населения, которые пробовали остановить движущиеся внутренние войска. Оратор призывал депутатов прекратить обсуждение никуда не годного бюджета, объявить импичмент правительству, а самим депутатам разъехаться по своим избирательным округам, чтобы уже завтра с утра поднять на митинги протеста широкую патриотическую общественность. Правительство в отставку!… «Ну и ну!» – мрачно прокомментировал Константин Дмитриевич.

Обрюзгший от сознания собственного величия уже другой представитель, от компартии, не был столь категоричен, как его предшественник. Конечно, проект бюджета, представленный правительством для первого чтения, никуда не годится – это фикция и глупость, и говорить тут не о чем. Что же касается беспрецедентной акции МВД, то двух мнений тоже быть не должно: задержанных надо немедленно освободить, а лиц, виновных в нарушении прав человека, привлечь к ответственности.

«Я не знаю, какие аргументы будут нам выдвинуты, какими интересами руководствовались преступники в милицейской форме, проводя эту антиконституционную акцию, но в нашем и без того нестабильном обществе подобные деяния не должны оставаться ненаказанными! Предлагаю избрать комиссию, которой поручить досконально разобраться в этих безобразных фактах и в самое ближайшее время доложить Государственной Думе о своих требованиях правительству и президенту».

– Вот же как! – снова с видом библейского мудреца констатировал Меркулов. – Это известно: книги я не читал, но она… как это?

– Говно. Как! Ты еще спрашиваешь. А всего и арестовали-то двух убийц да двух наверняка отпетых уголовников.

– Именно поэтому! – воскликнул Меркулов. – Ты уверен? Наверняка! А вот они этого не знают!

– Нет, конечно… ты, как всегда, прав, Костя. Славке надо было не заниматься самодеятельностью, а просто пойти в эту Думу, построить депутатов в одну шеренгу и громко скомандовать: «Взяточники и бывшие уголовники! Два шага вперед!» Ну а дальше, как уж там получится. Ты куда катишься, Костя? Я ведь уже сказал сегодня Михееву, что убийцы схвачены. Так что самодеятельностью тут и не пахнет. А Виталий Сергеевич, к твоему высокому сведению, отреагировал просто: «Вот как надо работать!» Тебе мало этих аргументов? Тебе нравится ходить на поводу у этих… извини за выражение… А, ладно, не стану оскорблять твой слух эпитетами.

– Ты сказал! А ты сумел это доказать?

– Вообще-то ты немного прав. Но – самую малость. Потому что мне часа полтора назад позвонил Витя Пустовойт и сказал, что Садеков сделал чистосердечное признание. А теперь, Костя, можешь и ты не дрожать, слушая крики этих… деятелей. Успокойся, я же обещал не выражаться.

– Знаешь, хоть ты мне и друг, но позволяешь себе… Извини! Ну хорошо, убийцы. А остальные?

– Остальных тоже двое. Один проходит по разработке Борискина, это некто Пал Палыч Серафимов, осужден в Приднестровье, бежал из-под трибунала. А другой – может, ты помнишь, хотя вряд ли, – он проходил свидетелем по делу об убийстве лидера чеченской ОПГ Хаджи. Тогда удалось отвертеться. Но на этот раз у него обнаружены и наркота, и незарегистрированное оружие. Так что дело тут не в антипатриотизме, а в обычной уголовщине. Чеченцы, кстати, давно за ним охотятся. Это наш суд не сумел установить его вины, а они чикаться долго не будут. Я уж предложил ребятам такой вариант: будет наш патриот права качать, объявить ему, что переводим его с Петровки в «Бутырку», в ту камеру, где у нас чеченцы томятся. Вот и пусть сам принимает выгодное для себя решение.

– Господи Боже мой, – вздохнул Меркулов и потер ладонями лицо, будто правоверный мусульманин на молитве, – до чего же мы дошли!

– Я сочувствую твоим страданиям, Костя. Но ты сам знаешь, что там творится. И я полагаю, что, когда Николаеву придется стать перед выбором, он из двух зол выберет – что? Ну конечно, третье: продаст их всех с потрохами. Потому что от наркоты и оружия он станет отбрехиваться до конца, а все эти «бывшие» будут ему всячески помогать. В «Бутырке» же никто не спасет… Я думаю, что приднестровские ребятки тоже не откажутся принять у себя Серафимова, если мы скажем им, что он у нас. Я уже не говорю о молдаванах, которые вынесли ему свой смертный приговор. Да они после этого, Костя, на любой срок на милой родине пойдут, лишь бы – дома. А Бог тут, кстати, ни при чем. Утверди Дума нужные стране законы, а не базарь по любому случаю, не требовалось бы и нам и тому же Славке идти на жесткие меры… Так что, если тебя начнет терзать наше руководство, держи за пазухой эти аргументы.