Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова молчание.
В моих глазах уже начало темнеть, но эта тишина по неизвестной причине вдруг подбодрила меня. Я набрал в грудь побольше воздуха и внимательно посмотрел на Солнце, ожидая его ответа.
– Народный суд? – проговорил он, закрывая глаза. – Моих людей большинство на острове, если ты не забыл.
– И на этот раз у них будет свое мнение!
– Все! Ты зашел слишком далеко! – вдруг рявкнул Солнце. – Созывай свой суд, если не боишься того, чем он может закончиться, а закончится он справедливостью, это я тебе обещаю!
– Справедливость – то, за чем ты сам назначил меня следить! Собрание состоится завтра в полдень на главной площади.
Обведя взглядом предводителей, я вышел из шатра, чувствуя в себе холодную решимость.
Однако, чем дальше я уходил от совета, тем быстрее эта решимость таяла.
Когда я дошел до своего дома, последствия моих слов, словно акулы, окружили меня, внушая страх. Я ясно понимал, что не мог иначе, и так же я понимал, что обрек себя и Яшму на смерть или изгнание: не было на этом свете той силы, которая помогла бы нам сейчас встать против Солнца и всех оранжевых и жить после этого дальше на Огузке.
Я остановился в раздумьях, мысли стихийно носились в голове, выуживая из подсознания самые невероятные идеи и бредовые планы спасения. Ничто из этого не подходило: или было невыполнимо, или кончалось полным провалом.
Неопределенное время я стоял посреди улицы, обхватив голову руками и не замечая ничего вокруг.
Впервые я действительно не знал, что делать. Не знал даже, как рассказать все Яшме.
Мне стало ясно, что сейчас я просто не способен решить что-либо, потому я развернулся и направился к Гротам. Тишина, вода и залежи мариния должны были привести меня в чувства.
8. Поиски
*Яшма*
Спину жгло палящее солнце, пот струями стекал по коже, лишь немного охлаждая тело. Миналия зеленой слизью облепляла руки и ноги, иногда попадала в рот или глаза, тогда их начинало сильно щипать, но ничем плохим это не заканчивалось. Волосы становились мягче и послушнее после этой приставучей водоросли.
Работа у зеленых мне нравилась: под конец дня я всегда чувствовала, как мышцы дубеют, а тело окутывает усталость. К тому же, здесь есть Карпуша: работа всегда идет веселее, если есть кто-то, кого не так просто уделать.
Когда я представляла себе свободу, видела что-то похожее. Удобно спать, вкусно есть, вдоволь пить и работать так, чтобы чувствовать под вечер усталость, – вот что значит жить. В страже у меня было кое-что из этого, но дни тянулись в тени страхов перед людьми вроде Серого. На Огузке же мою жизнь освещало только жаркое и слепящее солнце. Его лучи делали меня сильнее и счастливее.
Да, я была счастлива, хотя люди вокруг умирали, как мухи. Дельфин и остальные ходили, мрачнее смерти, говорили, что остров стал похож на могилу. Только вот все эти люди умирали своей смертью. Они могли пить побольше настойки или просто поголодать, отказавшись от морской пищи, но они не делали этого. Так что смерть – это был их выбор. Когда за людей выбирают день их смерти – вот, что страшно. Сколько раз я видела это в глазах тех, кто на арене проигрывал два раза подряд, а на третий решающий бой его ставили против меня? Лишь немногие из таких могли сражаться в полную силу, большинство тупели от ужаса и послушно позволяли убить себя. Я не собиралась умирать, спасая слабаков, не проигрывала даже детям, потому что хотела жить. Мне было жалко их, иногда я даже плакала по ночам от несправедливости, но ни разу не позволила себе проиграть. Эти же люди на Огузке жрут водоросли и не пьют настойку, надеясь непонятно на что… На арене они бы просто стояли столбом, вот насколько дорога им их жизнь. Эти глупцы не заслуживают, чтобы люди вроде Дельфина тратили на них все свои силы. Но мнение убийцы здесь никому ненужно. Более того, чтобы обезопасить этих рыбоголовых, совет готов заключить союз с черными! Союз! Дать им то, что поможет им укрепить силы!
Меня бросает в дрожь от ярости, когда я думаю об этом!
– Тише, девочка! – крикнул мне Карпуша. – Ты убьешь кого-нибудь граблями, если будешь так размахиваться!
– О, я бы с радостью убила кого-нибудь! Например, Солнце, чтобы не морочил людям головы! – с досады я вонзила древко граблей в землю аж на пол-ладони. – Поверить не могу, что они теперь лижутся с черными!
– Ты и сама с ними лизалась, – усмехнулся Карпуша. – Почему это им нельзя, а тебе можно?
– Я спасала жизнь Дельфина и свою жизнь! А что делают они!? Бросают в пучину все, чего добивались все эти годы! Мы наконец-то освободились, а они помогают черным, даже не требуя с них признания нашей свободы!
– Не у всех людей есть то, что есть у тебя, Яшма, – Карпуша нахмурился. – Даже желтые умирают от миналии, настойка не всесильна. Это надо прекратить, пока все население Огузка не вымерло.
– Все оно не вымрет, зато оставшиеся будут сильнее!
– И что толку будет от пары сотен мутантов против тысячи черных с противогазами? Они перебьют нас, как рыбу в садке, а потом восстановят колонии.
– Так ты тоже голосовал за союз!?
– Да! – рявкнул он. – Потому что это правильно! Потому что я один из предводителей, и я должен заботиться о людях! Тебе этого не понять, у тебя даже детей нет! Ты не знаешь, что такое отвечать за чью-то жизнь.
– У меня не будет детей, пока я не буду уверена, что они родятся свободными! А вы… Вы продаете нашу свободу за мешок грибов, вот, что вы делаете!
– Попридержи язык!
– А то что!? – выкрикнула я. – Я права, и ты это знаешь! Ты голосуешь не потому, что считаешь это правильным, ты просто вылизываешь жопу Солнцу! Чем он тебя купил!? Может, он дает тебе трахать его жриц!?
Лицо Карпуши побелело от ярости, он так сжал челюсть, что вены выступили на висках.
– Закрой свою вонючую пасть, пока я сам этого не сделал! – прогудел он, стискивая свои грабли.
– Мы оба знаем, что я завалю тебя