Ночью прошел сильный дождь, и недолгая январская оттепель превратила сугробы в лужи.

Стоянка пятнадцатого участка имела свою историю. Однажды полицейский застрелил там молодого невооруженного негритянского парня. Это было либо убийство, либо полицейский оказался слишком тупым, чтобы ему можно было выдать разрешение на ношение оружия. Сам он уверял, что сделал это случайно. Но поскольку негритянский парень в тот момент от него не убегал, его версия никого не убедила.

Даже в спокойных районах бывают свои проблемы.

Убийство потрясло весь город. Негритянская иммиграция в Монреаль из стран Карибского бассейна достигла тогда небывалых размеров, и кое-кому это было не по нраву. Многим французам казалось, что их здесь притесняют, и они пытались создать общество, соответствующее их собственным интересам. На всех митингах и собраниях, организованных тогда стремившимся к независимости правительством и его ярыми сторонниками, главным лозунгом был «Квебек для квебекцев!». Позже от него отказались, потому что изначально он был направлен против англичан в знак протеста против властей предержащих. Но многим иммигрантам, находившимся в самом незавидном положении и не имеющим доступа к власти, казалось, что этот призыв направлен исключительно против них. Поэтому для некоторых смерть негритянского юноши стала испытанием всего их сообщества. Кто же здесь оказался жертвой? Убитый парень или французский полицейский, которого выгнали с работы? Мэтерз знал, что так вопрос никогда даже не ставился, но в некоторых районах и кое у кого в управлении он возникал не раз. Именно тогда он почувствовал свою обособленность, потому что в каких-то ситуациях его коллеги всегда относились к нему как к англичанину, его мнение по таким вопросам никогда бы не приветствовалось и не учитывалось. Он всегда оставался одним из «других», англичанином, ему многое не дано было понять, но еще хуже было представление, что он смог бы пойти против них, выставить их в дурном свете, а потому, мол, ему нельзя было доверять.

Мэтерз не раз задумывался о таком положении вещей. Размышлял он и о том, чтобы переехать в англоязычный район и жить там среди своих. Он надеялся, что в какой-то момент так и сделает. Если представителям разных культур суждено жить раздельно, пусть так и будет. Язык для него проблемой не был, он работал с французами и любил Монреаль, но если ему не доверяют, черт с ними со всеми, он будет жить среди англичан. Не станет же он всю жизнь биться головой об одну и ту же стену.

У входа в здание со стороны расположенной во дворе стоянки Мэтерз расстегнул куртку, чтобы любой мог видеть его полицейский жетон, и сказал дежурному на входе, что ему нужен констебль Норман Лаженес. Его направили в кабинет на втором этаже, где он увидел полицейского, без энтузиазма заполнявшего какие-то документы. Мэтерз знал, что он работает в оперативной группе, занимающейся угоном автомобилей.

Ему показалось, что полицейскому было лет двадцать пять. Он с такой неохотой что-то писал, как будто исполнение служебных обязанностей для него было сопряжено с мучительной физической болью. О Лаженесе поговаривали, что он очень быстро взлетел по служебной лестнице, но потом еще быстрее с нее свалился.

— Я пришел к вам не по поводу автомобилей, — сказал Мэтерз констеблю, когда тот дал знак, что готов к разговору.

— Но я занимаюсь машинами.

Парень был худым, высоким, широким в кости, на вид смышленым, но выражение лица было явно недружелюбным.

— Я хотел бы поговорить с вами о сержанте-детективе Эмиле Санк-Марсе.

Его напарник недавно сам предложил ему провести такую беседу. Встреча долго откладывалась, но Мэтерз чувствовал, что теперь необходимость в ней назрела.

Лаженес так посмотрел на Билла, как будто у него в голове замигали сигналы тревоги и завыли сирены.

— Простите, как вы сказали, вас зовут? Вы из внутренней службы или…

— Билл Мэтерз. В настоящее время я напарник Эмиля.

Молодой полицейский был искренне удивлен.

— Какое я к этому имею отношение?

— Мы могли бы где-нибудь переговорить? Передохните немного, Норман.

Лаженес провел его в небольшую уютную кухоньку, где можно было уединиться. В их управлении Мэтерзу недоставало спокойного уединения, он никогда не клал бутерброды на нижнюю полку, чтобы потом не смахивать с них тараканов.

— Что вас интересует? — спросил его Лаженес.

— Как у вас с опытом службы?

— С каким опытом?

— Опытом службы с Санк-Марсом.

Молодой человек несколько раз с силой сжал и разжал пальцы, как будто хотел сбросить напряжение.

— Я что-то вас не понимаю. Какое дело вы расследуете, детектив? Или лучше спросить, кем вы занимаетесь?

Они сидели на небольших пластмассовых стульях за шатким пластмассовым столиком, но Мэтерз был слишком напряжен и взволнован, чтобы обращать внимание на обстановку. Он встал, прошелся как слон в посудной лавке, потом вернулся и сел на шаткий стул.

— Сейчас происходят некоторые события, — сказал он, — о которых я не имею права ставить вас в известность. Вот вы здесь бумаги за столом перебираете, носите полицейскую форму — это наводит меня на некоторые мысли. Ведь у вас, как и у меня, был на бедре золотой жетон, вы, как и я, работали с самым известным сыщиком в городе. Мне бы, честно говоря, не хотелось, чтобы следующая моя должность была связана с заполнением каких-то документов.

Обдумав слова Мэтерза, Лаженес ответил:

— Это ведь у вас, а не у меня золотой жетон. Если вы не в курсе, что произошло, я ничего вам рассказывать не собираюсь.

— Санк-Марс сказал, что вы за ним шпионили.

Эта новость умерила пыл молодого человека, он откинулся на спинку стула. Выглядел он при этом как будто обкурился дури. Мэтерз подумал, что ему было бы лучше выйти подышать воздухом.

— Мне сказали, что я должен за ним приглядывать. Это и была моя работа.

— На управление?

— А вы бы отказались? Мне за это дали жетон и сказали, что Санк-Марс — коррумпированный полицейский. Почем мне было знать? Никто его там не любил, об этом мне было хорошо известно. Мне сказали, что, если я помогу вывести его на чистую воду, меня быстро продвинут по служебной лестнице. Они обещали, что никто об этом не узнает. А я был настолько глуп, что поверил им. Можете меня за это расстрелять.

— Это были люди из Министерства внутренних дел?

Лаженес отмел это предположение и покачал головой.

— Я бы худшего своего врага из Министерства внутренних дел не сдал. Этим ребятам палец в рот не клади.

— Тогда — кто?

— Начальство.

— Высокое?

Парень медленно покачал головой.

— Это как конвейер, ничего нельзя узнать — ни имен, ни чинов. Все через посредников.

— Как вы узнали, что вы в этом конвейере?