Билл Мэтерз устал еще с прошлой ночи и поначалу не обратил внимания на внутренний голос, но в воцарившемся ненадолго молчании его вдруг осенила неясная догадка. Он лишь мельком бросил взгляд на Лаженеса и сразу же все понял. Ему не надо было других подтверждений. Как же он сразу не догадался! Полицейский и так рассказал Санк-Марсу обо всем, что знал, и Санк-Марс решительно и умно принял необходимые меры, чтобы спасти ему жизнь. Идея с письмами, которые будут разосланы в случае его смерти или увольнения, скорее всего, пришла в голову самому Санк-Марсу. Мэтерз понял, что если только намекнет Лаженесу, что он все сообразил, тот может удариться в панику. Санк-Марс все знает! Или, по крайней мере, получил все ключи к разгадке этого дела. Должно быть, он уже знает, кто из полицейских охотится на него и на кого надо охотиться ему самому.

Мэтерз решил быстро сменить тему разговора.

— Послушайте, есть одна машина, которую мне надо прокачать. У меня есть только марка и регистрационный номер, заводского номера нет. Когда мы ввели эти сведения в компьютер, система выдала фальшивую информацию. Может быть, вы смогли бы как-нибудь по-хитрому прокачать номер? Вы, конечно, никому ничего не должны, но было бы отлично, если бы вы смогли нам помочь. Если нет, никто на вас в обиде не будет.

Мэтерз записал всю необходимую информацию, вырвал листок из блокнота и передал его Лаженесу. Тот взглянул на номер.

— По крайней мере, это работа для полицейского, — сказал Мэтерз.

Лаженес с ним согласился.

— Спасибо, — сказал он.

Билл Мэтерз вышел на улицу. Направляясь к машине, он аккуратно обходил лужи. В тот день ему еще надо было многое успеть: выслеживать преступников, проводить аресты, опрашивать потерпевших, просмотреть ходатайства. Сегодня работа, которую он любил, оказалась дискредитированной, замазанной грязью. Теперь он стал понимать, почему Санк-Марс всегда был таким чертовски скрытным, таким дьявольски осторожным. Санк-Марс знал, что враги могут оказаться повсюду, а вот Мэтерзу надо было еще свыкнуться с мыслью, что они просочились и внутрь системы.

ЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ; ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ

На покрытые тающим снегом поля спустилась ночь. Эмиль Санк-Марс, внешне спокойный и внутренне собранный, был готов ринуться в бой. Он побыл еще немного с лошадьми, а когда Сандра пошла спать, поцеловав ее на сон грядущий, отрезал себе на дорогу кусок тыквенного пирога. Ночью ему надо было покататься по улицам города. Разве мог он днем выслеживать ночных хищников? Бесполезно вставать с рассветом, если именно в это время преступники залегают в норы. Крутиться приходится вместе с ними, работать полицейскому нужно тогда, когда бандит идет на дело.

Сейчас ему надо было стать таким же полицейским, как Андре Лапьер.

Он вел машину по мокрой дороге, повсюду разлились лужи, перекрестки походили на озера. Дворники все время мельтешили перед глазами, очищая лобовое стекло от брызг, вылетавших из-под колес других автомобилей. Санк-Марс был напряжен и сосредоточен. В городе он проехал через центр, где в черном асфальте мокрых улиц отражались неоновые огни вывесок и рекламы, повернул вверх по улице Жанны Мане, потом выехал на авеню Парк там, где она проходит по восточному склону горы. В вышине слева от него ярко горел над городом обращенный к востоку крест, установленный на темной горе и как будто паривший в воздухе. Эмиль въехал на гору и остановился на расположенной почти на вершине восточного склона смотровой площадке, одинокий среди влюбленных парочек, обнимающихся на откинутых сиденьях машин.

Отсюда можно было выйти на тропу, ведущую к кресту, но тащиться в гору по слякоти было удовольствием ниже среднего. Да и сам крест лучше всего был виден на расстоянии, когда не были заметны ни массивные стальные конструкции, ни слепящие лампы. Гора всегда претендовала на то, чтобы считаться духовным сердцем города, не случайно поэтому к ее вершине во все времена устремлялись активные духовные силы. В старину ее южные склоны возделывали ирокезы. Когда глава первого европейского поселения — с многозначительным именем де Мезоннев, что означает «новый дом» — молился, чтобы сошли принесенные наводнением воды, он предсказал, что жители поселения будут плодиться и множиться, если в самой высокой точке горы будет возведен крест. Де Мезоннев сам внес на спине крест на гору, хотя ему было очень нелегко продираться сквозь лесную чащу, и воды покорно схлынули в реку. Хотя, надо сказать, его выбор верхней точки мог показаться довольно странным — крест он поставил на небольшом холме посреди плоской горной вершины, но клятвы, даваемые в критических обстоятельствах, как правило, нарушаются — Санк-Марс не раз имел возможность в этом убедиться.

Крест и теперь возвышается не в самом высоком месте горы, а там, где он лучше всего виден из восточной части Монреаля — районов, заселенных в основном католиками. Его не видно из делового центра города, он скрыт от взоров тех, кто живет в англоязычных районах, расположенных к западу от центра, зато мощные лампы ярко сияют для тех, кто некогда рьяно поддерживал католическую церковь.

Гора привлекает и разделяет, притягивает и изолирует. С одной стороны у ее обрывистого склона сгрудились строения англоязычного университета МакГилл. С противоположного — более пологого, высятся постройки франкоязычного Монреальского университета. С другого склона каскадом сбегают вниз дорогие особняки и дома заселенного в основном англичанами Вестмаунта. На другом склоне расположился такой же богатый район — Отремонт, но живут там главным образом франкоязычные монреальцы. Ближе к небу на плоской вершине горы устроены несколько огромных кладбищ — английское, французское и еврейское, сокращая путь наверх к царству вечности.

В этот момент Санк-Марс почувствовал себя почему-то ближе к миру усопших. Ливень с особой силой хлестнул по машине, дворники как бешеные елозили по ветровому стеклу. Он вдруг очень пожалел, что бросил курить — если бы кто-нибудь предложил ему сейчас сигарету, он бы не устоял. Перед ним — до нефтеперерабатывающих заводов в самом конце острова — раскинулась огромная восточная часть города, по-зимнему белая, сверкающая массой цветных огоньков. Он чувствовал ритм жизни города, ритм течения времени, дождь упорно и неустанно барабанил по крыше машины. Жизнь шла своим чередом. Древняя гора, у вершины которой он находился, была некогда лишь жерлом вулкана, дошедшим до нас сквозь необозримую бездну времени и ставшим ориентиром, который привлек сюда людей, позже построивших здесь большой город. Спокойно устроившись в машине почти у самой вершины, Санк-Марс как будто впитывал в себя силу любимой горы, которая когда-то определила его первое впечатление от города. Он и сам в чем-то был как гора. Точнее говоря, как та горная порода, которая заполнила жерло вулкана, — ее ничто не могло уничтожить, сломить или поколебать. Как скала, застывшая после того, как с нее сошла короста лавы. Если когда-нибудь и ему суждено было исчезнуть, он исчезнет последним. Он должен устоять.

Перед ним расстилался в ночи ледяной город.

Санк-Марс включил двигатель и направился вниз. Теперь, когда он повернул на восток, его мысли были обращены к Андре Лапьеру. Вскоре он уже колесил по улицам вокруг дома, где жил его коллега, постепенно сужая круги. Информации пока не хватало… Чтобы ее раздобыть, он готов был кое-где слегка приврать, кое в чем поднажать, при желании даже привнести в разговор скрытую угрозу.