Перед глазами потемнело от скорби, звучащей в его словах.

— Рэйнар…

— На сегодня достаточно, Леона. — Он убрал с моего лба упавшую прядку. — У тебя было сильное магическое истощение после оборота. Я приглашу врача.

Оборот?

Но…

Перед глазами потемнело, картинки замелькали в воспоминаниях, складываясь в узор как калейдоскопные стекла.

Луч, бьющий из флайса, и крик, рвущийся из груди.

Смерть драконов… Боль, обжигающая, раздирающая на части.

Крики. Льющаяся с небес ярость.

Взрыв. Падение. Огни.

Возвращение остальных.

Сейчас я помнила их так же отчетливо, как раскрывающиеся за спиной крылья и огненное дыхание, текущее из груди. Как голос, зовущий назад.

Голос Шайны, которая пела мне колыбельную.

Голос Вэйлара, который…

— Как Вэйлар может быть моим братом?

Слова вырвались сами собой, но Рэйнар ничуть не удивился.

— Хорошо, что ты вспомнила сразу, — произнес он, по-прежнему не выпуская меня из объятий. — Потому что он тоже здесь. И очень хочет с тобой поговорить.

К музыкальной слабости дочери Аррингсхан-старший, отец Гердехара Аррингсхана и Шеррамел, относился снисходительно, о чем потом очень сильно пожалел. Ее роман с учителем музыки был быстрым и стремительным, когда о беременности влюбленной и напуганной девочки стало известно, делать аборт было уже поздно.

Дочь потомственного Председателя и самый обычный человек.

Это был бы скандал столетия.

Шайна Анж родилась в Ферверне, в закрытой частной клинике, куда Шеррамел отправил отец. Новорожденную отдали отцу с подпиской о неразглашении (и откровенным намеком, что держать ее подальше от мира иртханов в его интересах), а Шеррамел срочно выдали замуж. Поначалу она пыталась воспротивиться воле отца, но постоянное давление и нежелание оказаться один на один с миром (что в случае скандала было ей обещано), дали свои плоды. Она согласилась отказаться от дочери, приняла предложение и забыла обо всем, что осталось в ее прошлом.

Для нее, но не для Зингсприда и не для Шайны.

Шайна вышла на сцену и перевернула мир своим голосом. Не только мир, но и жизнь нашего с Вэйларом отца. И Гердехара Аррингсхана, для которого появление племянницы в мире иртханов означало удар по репутации семьи. Особенно в те годы, когда он только приступил к обязанностям правящего и Председателя.

— Отца убило угасание. — Сидевший рядом Вэйлар смотрел на меня, и я чувствовала себя неловко. Хотя, возможно, неловко чувствовал себя он, и это было взаимно. Зато теперь ясно, почему я так остро чувствовала его в Зингспридской опере.

— Сначала я думал, что это из-за мамы. Считал, что они были парой и когда она умерла, без нее он просто не хотел жить. Только сейчас понимаю, что после ее смерти прошло слишком много времени.

— Ты ее совсем не помнишь? — тихо спросила я.

— Нет. Я был совсем маленьким, когда это случилось. Огненная лихорадка.

Наверное, я должна была что-то сказать, но не знала что. «Мне жаль», — не те слова, которые сюда подойдут. А какие?

Вэйлар-который-кормил-булочками Марра и Вэйлар-который-злой-из-оперы были куда проще и понятнее, чем Вэйлар-мой-брат. Справиться с этим чувством было нелегко, особенно потому, что я не представляла, что с этим делать. А еще потому, что именно Вэйлар вытряс из Аррингсхана правду о моем происхождении. После того как мы с ним поругались, он поехал прямиком к Председателю, чтобы во всем разобраться. Глядя ему в глаза, спросить, почему Аррингсхан собирается надеть на меня пожизненный таэрран.

Узнал. Не только про таэрран.

Со слов Аррингсхана, у Шайны и нашего с Вэйларом отца было чуть больше, чем просто роман — слияние огней, от которого отец решил отказаться. Так же, как и от нее, и от меня. Не знаю, было ли здесь дело в долгих «душещипательных» разговорах с Аррингсханом, который убедил его не разрушать репутацию (свою и его), или в чем-то еще, но Шайна осталась одна и решила уехать.

Чтобы погибнуть при налете в Рагране.

Рассказывая правду Вэйлару, Аррингсхан рассчитывал на его благоразумие, особенно перед грядущими выборами, после которых Рингисхарр должен был занять место правящего. Пятно на репутации, сверкающее ярче, чем Вайовер Грейс, особенно перед отставкой, ему точно было не нужно. Вряд ли Аррингсхан задумывался, что Вэйлар может рискнуть своим положением и раскроет тайну. Потому что все судят по себе.

А Вэйлар выбрал меня.

Об этом рассказал Рэйнар, после того как врачи меня разве что под микроскопом не рассмотрели и не убедились, что со мной все в порядке. Кстати, главным показателем было именно то, что моя память восстановилась сразу и полностью. Оборот действительно стирал личность иртханов, но стирал потому, что у последних оборачивающихся в прошлом не хватало сил на мгновенный обратный. Задержавшись в драконьей ипостаси, они теряли связь с миром и память. Мы же с Рэйнаром сделали то, что в последний раз удавалось иртханам в далекой древности.

Наш оборот всколыхнул множество вопросов в научных кругах и среди людей, легенда перестала быть просто легендой. После раскрытия информации предположений было множество, драконологи в прямом эфире строили теории о том, что сила иртханов возвращается. Сила, позволяющая им оборачиваться в зверя и обратно. Впрочем, до «обратно» еще должно было пройти время, в прошлом иртханы были способны удерживать сознание человека около суток. Рэйнар продержался несколько часов, в моем же случае счет вообще шел на минуты, но это ничего не отменяло.

И, кажется, я действительно этим гордилась.

Гордилась своим мужчиной, который спас город и меня. Случись Норгхару увести меня в пустоши, вряд ли я сейчас лежала бы на этой кровати.

Гордилась собой, потому что именно я сумела его вернуть.

— Думаю, отец действительно сожалел, Леона. Просто уже не мог ничего исправить. Но я могу.

— А хочешь?

Вэйлар удивленно посмотрела на меня, и я пожала плечами.

— Мне не хотелось бы думать, что это только из чувства долга.

— Долги здесь ни при чем, — сказал истинный серьезно, глядя мне в глаза, и грудь обожгло так, что я поняла — правда.

А еще поняла, что действительно хочу попробовать. Хочу, чтобы у меня был брат. Ведь именно он вытащил мое угасающее сознание из пламени драконицы, именно благодаря ему я вспомнила слова колыбельной, которую мне пела мама. Первая мама. Мне, можно сказать, повезло. У меня их было две, и обе любили меня до безумия.

И я тоже… любила.

Поскольку обещала Рэйнару больше не плакать, пришлось задрать голову к потолку. Ненадолго. И сделать вид, что любуюсь встроенными светильниками.