Владимир перекрестился на икону в углу, затем подошел к столу, взял колокольчик и тряхнул его, издав тонкий мелодийный звук — с серебром колокольчик! И за дверью немедленно послышался обеспокоенный женский голос:

— Князь проснулся!

Через секунду дверь отворилась, и в спальню вошел мужчина, дежурный дружинник, и две девки — лица веселые, на щеках пунцовые румяные пятна, на длинных ресницах капельки воды. Перед тем как войти в спальню к князю, они плеснули в лицо холодной воды.

Владимир, глядя в окно, где туча таяла под лучами поднимающегося горячего солнца, распорядился.

Дружиннику:

— Где воевода Добрыня?

— Сейчас должен подойти.

— Пусть готовится к выезду.

Затем девкам:

— Умываться и одеваться!

Через полчаса в спальню заглянул Добрыня — полинявшая борода, как старое помело, глаза шальные, азартные. В итоге осмотра войска будет принято решение, когда выходить, и ему страсть как не терпелось тряхнуть стариной и выйти на войну. Война дело кровавое, грязное, но веселое. Старому воину лучше в поле дремать на седле, чем у бабы под теплой подмышкой. Волка ноги кормят.

— Князь! — весело прогрохотал он, разрывая утреннюю тишину. — Мы к выходу готовы — кони запряжены, у крыльца стоят, копытами бьют!

Князь, уже одетый, осталось только позавтракать, но он нетерпелив — к выходу направляется.

Повариха осмеливается подать голос, умоляя:

— Князь, поешь! День долгий, умаешься, с голоду помрешь.

Владимир с небрежной досадой махнул рукой:

— В лагере перекушу.

Добрыня добродушно смеется:

— Я с вечера в лагере приказал приготовить завтрак к нашему приезду.

— Да не будет же времени, — плачет повариха.

Добрыня возражает:

— Пока будут строиться отряды, успеем поесть.

Не слушая ее, Владимир вышел на крыльцо и поежился в лицо дунул холодный ветер, и по спине пробежала шзольная дрожь. Захотел крепче обернуться шерстяным плащом. Но снизу на князя круглыми глазами глядят конюхи и дружинники, которые должны сопровождать его в лагерь, и Владимир только выкатил грудь, вроде стало теплее, степенно, как подобает князю, спустился по лестнице.

Ему удобно подставили под ногу стремя, и он легко сел в седло.

Остальные последовали его примеру, и Владимир рванул коня по тесным городским улицам. Дружинники за спиной яростно, по-звериному, гикнули:

— Не попадайся, смерд, под ноги, задавим — сам будешь виноват!

По улицам города летели безумно, как летний смерч, сметающий все на своем пути. Заслышав грозные крики, добрые горожане, которых в этот неподходящий час нужда вывела на улицу, от беды подальше прыгали на заборы или пластались к земле.

Кони добрые, до лагеря донесли за полчаса.

На огромной поляне в лесу, недалеко от тракта на Новгород, развернуто множество шатров, ходят люди, скачут лошади. Утренний воздух пропитан людским гомоном и ржанием разгоряченных лошадей.

Горячим наметом конь поднес Владимира к княжескому шатру. Владимир уронил повод и по-молодому соскочил на землю. К поводу кинулось несколько воинов, глядевших с раскрытыми ртами, как подъезжает князь. А самого князя заботливо подхватили под руки чубатые отроки, сторожившие вход в княжеские шатры.

Оказавшись на земле, Владимир огляделся. Его приезд ожидали. Десяток бояр, немцев и венгров стояли одной шеренгой рядом с шатром. Увидев князя, они переломились в поясах.

Добрыня, стоявший за спиной князя, зашептал на ухо Владимиру:

— Давай позавтракаем, чем бог послал. А они пусть пока строят свои отряды.

Предложение устроило Владимира. После бешеной гонки он почувствовал голод. И он негромко — и так услышат - объявил:

— Господа, прошу сейчас же заняться своими отрядами, построить их для смотра и доложить мне.

Далее Владимир прошел в шатер.

Середину шатра занимал большой стол, покрытый белой скатертью.

Бог в то утро послал уху из стерляди, печеных тетеревов, тушеных зайцев, лосиную губу, огурцы свежие и соленые, квашеную капусту, различные фрукты. А также греческое вино.

Владимира похлебал немного ухи, съел ножку тетерева. Вино пить отказался. Выпил лишь немного холодного взвару. Закусил румяным сочным персиком.

Добрыня подкреплялся крепко. Он и миску ухи съел, и тетерева обглодал, и лосиной губой полакомился, и залил все это сверху кубком вина, чтобы пища лучше переваривалась и веселее было.

Ковыряя пальцем печеное яблоко, коричневую кожуру которого тронул белый сладкий налет, Добрыня затронул важный вопрос:

— Князь, скоро мы уйдем на север. Надолго уйдем. Боюсь, раньше, чем станет санный путь, не вернемся. Но после ухода нашей дружины Киев останется без защиты. Хотя и мир у нас с печенегами, однако они своего слова не держат. Я помню, как много лет назад мы так же ушли в Новгород за войском, а печенеги прознали об этом и напали. Хорошо, что застряли у Белгорода. А то бы точно Киев разорили.

— Помню, — сказал Владимир. — Тогда ушлый дед обманул печенегов, показав им колодцы с киселем и сытой. — Владимир засмеялся: — Земля сама родит кисель и сыту?!

Добрыня перекрестился:

— Бог на выдумки горазд. В других землях встречаются вещи и почуднее. Но на Бога надейся, а сам не плошай.

Владимир согласился с тревогой Добрыни:

— Киев без защита оставлять нельзя, по что делать? Поручил бы Борису, да он мне нужен под Новгородом. А вообще-то пусть киевские старшины сам и подумают, как им защищать юрод.

— Старшины хорошо только золото берут. Но от воинского дела они бегут, как тараканы от огня, — неожиданно озлобленно заметил Добрыня и уверенно проговорил: — Ничего они нс придумают путного.

— Но что же делать? - опять спросил князь.

— Киев надо оставить под защитой Святополка, - предложил Добрыня то, к чему клонил разговор с самого начав а, по, предполагая недобрую реакцию Владимира, откладывал до последнего.

Владимир вспыхнул и выругался:

— Ты с ума сошел, Добрыня, кто же стадо отдает под защиту волка?

Но Добрыня привел веские доводы. Он терпеливо говорил, загибая пальцы:

— Во-первых, Святополка на войну с Ярославом брать недопустимо. Эта война — дело внутрисемейное. А во внутрисемейное дело незачем втягивать чужого. Во-вторых, дружина у Святополка крепкая, и она все равно находится в часе от Киева. В-третьих, а что случится, если Святополк и предпримет попытку захватить киевский стол?

Владимир хмыкнул:

— А ничего. Киевляне его не примут. А мы вернемся и выбьем его. — Владимир угрожающе протянул: — Но тогда...