«Островитянин с Боубина» слегка взбрыкнул, когда Бразилия повысил скорость и мы начали резать волны на юг. Так далеко на Пределе ветер нес туман из капель, поднятых водоворотом. Я почувствовал их на лице, легкие, как паутина, затем холодные и мокрые, когда они накопились и побежали слезами.

А потом начались настоящие фейерверки.

– Смотрите, – сказала Иса с озаренным лицом, когда на миг из-под рукава подростковой наглости показалась яркая манжета детского восторга. Как и остальные, она поднялась на палубу, потому что не собиралась пропускать начало шоу. Она кивнула на один из радаров. – Первые пошли. Взлет.

На экране к северу от нашей позиции на Пределе я увидел множество пятен, каждое отмечено тревожным красным зубцом, обозначающим воздушный объект. Как и на любой игрушке богатеев, на «Островитянине с Боубина» приборов было в переизбытке, они сообщали даже, на какой высоте объекты. Я следил, как под каждым пятном росли цифры, и вопреки себе почувствовал внутри укол благоговения. Наследие планеты Харлан – невозможно здесь вырасти и не чувствовать его.

– И они перерезают веревки, – радостно сообщил нам диктор. – Шары поднимаются. Я вижу…

– Обязательно это слушать? – спросил я.

Бразилия пожал плечами.

– Попробуй найди канал, где этой хрени нет. Я не смог.

В следующий миг небо раскололось.

Аккуратно нагруженные взрывчатым балластом, первые гелиевые шары достигли отметки в четыреста метров. Нечеловечески точный, компьютерно быстрый – ближайший орбитальник заметил это и выпустил длинный дрожащий перст ангельского огня. Тот разорвал темноту, располосовал облачные массы западного неба, озарил зубчатые горные ландшафты вокруг нас резким синим цветом и за долю секунды коснулся каждого шара.

Балласт сдетонировал. Над Миллспортом пролился радужный огонь.

Гром возмущенного воздуха на пути ангельского огня величественно прокатился по архипелагу, словно разорвалось что-то темное.

Даже радиокомментатор заткнулся.

Где-то на юге высоту набрала вторая порция шаров. Их снова сразил орбитальник; ночь обратилась в голубоватый день. Небо истекало цветами. Опаленный воздух шипел.

Теперь запуски начались из всех стратегических точек Миллспорта и барж на Пределе. Множество приманок для созданных инопланетянами механических очей над головой. Мерцающие лучи ангельского огня словно сливались воедино – блуждающая указка уничтожения, тыкающая из-за облаков во все стороны, нежно облизывала каждый объект-нарушитель, поднявшийся до четырехсотметровой высоты. Непрекращающийся гром оглушал. Предел и ландшафт за ним стал серией засвеченных фотографий. Радиоприем сдох.

– Пора, – сказал Бразилия.

Он ухмылялся.

Я понял, что и я тоже.

Воды Предела были холодными, но не неприятными. Я спустился по бортовой лесенке «Островитянина с Боубина», отпустил леер и почувствовал, как со всех сторон на кожу костюма давит прохладное желе. Это было похоже на объятия, и я позволил себе отдаться им, пока вес оружия и акваланга «Андерсон» тащил меня вниз. В паре метров от поверхности я включил системы скрытности и плавучести. Грав-сила задрожала и мягко подняла меня обратно. Я выплыл на поверхность до уровня глаз, опустил и продул маску на шлеме.

В нескольких метрах всплыла Трес. Подняла руку в перчатке. Я поискал взглядом Бразилию.

– Джек?

Его голос раздался из индукционного микрофона, с фырканьем от пробравшей дрожи.

– Под тобой. Холодновато, а?

– Я же говорил, надо было бросить автоинфекцию. Иса, ты там слышишь?

– А ты как думаешь?

– Ну ладно. Знаешь, что делать?

Я услышал, как она вздохнула.

– Да, папочка. Оставаться на месте, держать каналы открытыми. Передавать все, что придет от остальных. Не разговаривать с чужими дяденьками.

– Все правильно.

Я осторожно поднял руку и увидел, что стелс-системы уже активировали шифт-отражатели в коже костюма. Ближе ко дну включится стандартный хамелеохром и сольет меня с преобладающими цветами, но на открытой воде шифт-система превращала меня в призрака, соринку в глазу на темной воде, оптический трюк, обман зрения.

Это радовало.

– Ну ладно, – я сделал вдох глубже, чем нужно. – Поехали.

Я запомнил свет на южном окончании Новой Канагавы, затем черную кучу Рилы в двадцати километрах. Потом опустился назад в море, лениво повернулся и поплыл.

Бразилия завез нас так далеко на юг от общего трафика, насколько было возможно без привлечения внимания, но нам все равно предстоял еще длинный путь до Утесов. В нормальных обстоятельствах дорога заняла бы самое малое пару часов тяжелых усилий. Течения, которые затягивали на юг в водоворот, в чем-то помогали, но единственное, что действительно делало подводный поход жизнеспособным, – модифицированная система плавучести. Так как электронная безопасность архипелага была ослеплена и оглушена орбитальным штормом, никто не заметит под водой индивидуальный грав-двигатель. А при аккуратно подобранном векторе та же сила, что позволяет не тонуть, увлечет нас на юг на машинной скорости.

Словно морские призраки из легенды о дочери Эбису, мы скользили в потемневшей воде на расстоянии руки друг от друга, пока поверхность моря над нами бесконечно и безмолвно расцветала отражениями ангельского огня. В ушах мягко щелкал и булькал акваланг «Андерсон», электролизуя кислород прямо из воды вокруг, смешивая его с гелием из ультракомпактного мини-бака на спине, питая этой смесью меня, потом терпеливо разбивая и распределяя мои выдохи пузырьками не больше икринок. Вдали басовым контрапунктом гудел водоворот.

Очень мирно.

Да, это самая простая часть.

Во вспыхивающем сумраке всплыло воспоминание. Ночное ныряние с рифа Хираты с девчонкой из дорогого района Ньюпеста. Ее однажды занесло к Ватанабе с Шегешваром и какими-то еще Воинами Рифов – сборная солянка из экспериментирующих папиных дочек и пацанов из Вонючего города. Ева? Ирена? Все, что я помнил, – сплетенная веревка темно-медовых волос, длинные конечности и сияющие зеленые глаза. Она курила косяки из морской конопли – неумело, давясь и кашляя от крепкой смеси так часто, что ее более опытные друзья не скрывали смеха. Она была самым красивым созданием, что я встречал.

В редком – для себя – порыве я украл ее у Шегешвара, который в любом случае, похоже, считал ее обузой, устроился с ней в тихом углу у кухонь Ватанабе и отвоевал себе на весь вечер. Казалось, она родом совершенно с другой планеты – отец, который о ней заботился и переживал с вниманием, над которым бы в другое время я издевался, мать, которая подрабатывала, только чтобы не чувствовать себя домохозяйкой; дом за городом, который принадлежал им лично, поездки в Миллспорт и Эркезеш каждые несколько месяцев. Тетушка, которая уехала на внепланетную работу и которой все так гордились, брат, который надеялся последовать за ней. Она говорила обо всем этом свободно, с видом человека, который верит, что это совершенно нормально, и кашляла от морской конопли, и часто улыбалась мне.