На 23 февраля 1946 года среди служащих КНБ насчитывалось 64 % бывших сотрудников полиции времен протектората и только 36 % были приняты после 9 мая 1945-го[478].

Все организационное и политическое строительство корпуса осуществлялось на основе положений, единогласно утвержденных правительством 17 апреля 1945 года.

Корпус объединял функции обычной полиции, разведки и контрразведки, паспортной службы, а также имел специальное подразделение по охране президента и правительства. В корпус принимали и бывших полицейских, прошедших чистку, которую осуществляли национальные комитеты. В ходе чистки отсеивались те сотрудники старой полиции, которые были запятнаны активным сотрудничеством с оккупантами. После чистки на работу вернулись 25 тысяч бывших полицейских, 6 тысяч из которых были коммунистами и сочувствующими. К февралю 1948 года из 17 руководителей областных управлений корпуса в чешских землях 12 были коммунистами. Но в Праге и Словакии корпусом руководили представители некоммунистических партий.

К октябрю 1945 года в органах госбезопасности и полиции работали 34396 сотрудников[479]. Земские (то есть региональные – Чехия, Моравия и Словакия) управления Корпуса национальной безопасности учреждались при земских национальных комитетах и состояли из четырех отделов: 1-й отдел (кадры, администрация, госбезопасность, криминальная полиция), 2-й отдел (разведка), 3-й отдел (юридические вопросы), 4-й отдел (транспорт).

Земскому управлению КНБ в Праге (Чехия) подчинялось 17 областных управлений, моравскому земскому управления в Брно – пять областных управлений. В Моравии было еще и отделение земского управления в Остраве (два областных управления).

Если в 1945 году существовало 2915 местных отделений КНБ, то в 1947-м их количество было сокращено до 1141.

У Корпуса национальный безопасности имелся и свой полк (12 рот, 1500 человек, аналог внутренних войск), учрежденный после войны и сформированный из новых сотрудников. Среди командиров полка было много офицеров армии и довоенных сотрудников полиции. Главной задачей полка была борьба с нацистским вооруженным подпольем («вервольфом») среди немецкого населения Чехословакии. На вооружении полка состояло трофейное немецкое оружие (из арсеналов Африканского корпуса Роммеля), а от СССР было получено более 1000 автоматов. С июля 1945 года полк дислоцировался в северных и северо-западных пограничных районах, где проживало немецкое население.

В начале 1946 года полк был реорганизован в Пограничные части КНБ (SNB 9600).

Обычная полиция окончательно перешла в состав КНБ в ноябре 1947 года.

В 1947-м также решено было организовать вместо областных районные отделения КНБ, территориальная сфера деятельности которых совпадала с округами районных судов.

К концу 1945 года на вооружении органов госбезопасности находилось 24019 винтовок, несколько сотен пистолетов, 46 тяжелых и 643 легких пулемета, а также 7143 автомата и 11732 ручные гранаты[480].

С лета 1947 года правые партии в парламенте, особенно национальные социалисты, стали подвергать органы госбезопасности массированным атакам за то, что они якобы полностью «коммунизованы», то есть находятся в руках КПЧ. Конечно, среди офицеров и рядового состава большинство действительно либо были членами партии, либо симпатизировали коммунистам. Но среди 53 руководящих сотрудников МВД, которые реально принимали самые важные решения, коммунистами являлись лишь 23.

Летом 1946 года, к большому неудовольствию ЧНСП и народников, в органах безопасности возникла «комиссия F», которая должна была изучать поведение политических и общественных деятелей во время оккупации. Правые партии видели в этой комиссии инструмент, с помощью которого коммунисты якобы хотели собрать компромат на своих политических конкурентов[481].

Для судов над коллаборационистами в 1945 году в Чехии было организовано 24 чрезвычайных народных суда. Эти суды были учреждены декретом Бенеша еще в январе 1945-го и одобрены решением правительства от 4 июня. Сначала декрет должен был действовать только один год, но два раза продлевался и потерял силу лишь 4 мая 1947 года.

Чрезвычайные суды располагались в зданиях обычных судов. Термин «чрезвычайный» обозначал их временный характер: они должны были закончить работу в течение года. Термин «народный» означал, что помимо одного профессионального судьи в составе суда было четверо «лиц из народа», которых назначали национальные комитеты.

Декрет Бенеша определял в целом одиннадцать составов преступления в рамках коллаборационизма, которые были разделены на четыре категории: преступления против государства, преступления против личности, преступления против собственности и доносительство. Нарушением закона считалось членство в СС, СА и судетонемецком «фрайкоре»[482] в 1938 году.

Для рассмотрения дел наиболее видных коллаборационистов (членов правительства протектората, руководства протекторатных профсоюзов, молодежного кураторства Моравца и Чешской лиги борьбы против большевизма, видных общественных деятелей, журналистов и предпринимателей) еще одним декретом Бенеша был учрежден Национальный суд в Праге. Национальный суд мог выносить помимо обычных и моральные приговоры, констатируя, что тот или иной человек в 1939-1945 гг. вел себя не как достойный гражданин ЧСР.

Национальный суд рассмотрел 36 дел против 80 человек, но только в трех случаях он выступал как «моральный суд». Первый процесс был проведен против генерала протекторатной полиции Ото Благи 15 января 1946 года. Вместе с другим генералом Робертом Рихтрмоцем Национальный суд приговорил его к смертной казни.

Наконец, еще одним декретом президента местным органам власти (национальным комитетам) давалось право наказывать граждан за мелкие преступления «против национального достоинства». Национальные комитеты могли осудить гражданина на лишение свободы сроком до года или приговорить его к выплате штрафа до миллиона крон за «непристойное поведение, унижающее национальное достоинство чешского или словацкого народа».

Суды могли не только назначать различные сроки лишения свободы, но и конфисковывать собственность осужденных и направлять их самих в трудовые лагеря на перевоспитание.

По декрету Бенеша суды не имели права приговаривать к срокам менее пяти лет, что иногда приводило к парадоксальному результату: не желая отправлять человека в тюрьму за мелкие преступления, суды их оправдывали.