«Мы не говорим о политике и о религии», – бросил Густав, и они перешли на нейтральные темы.

* * *

По возвращении в Вену в 1945 году Густав и Фриц столкнулись с проблемами адаптации. В Вене, пережившей бомбежки и находившейся под контролем советских властей, даже найти жилье было непросто. Густав так и остался в квартире Олли Стейскал, а в 1948-м женился на ней и тогда же заново открыл свою мебельную мастерскую.

Антисемитизм никуда не исчез, но ушел в подполье, ограничиваясь перешептываниями и инсинуациями. Из 183 000 евреев, живших в Вене в марте 1938-го, более двух третей эмигрировало: около 31 000 в Британию, 29 000 в США, 33 000 в Южную Америку, Азию и Австралию, и немногим более 9000 в Палестину. Из 21 000 тех, кто эмигрировал в европейские страны, впоследствии оказавшиеся под нацистским правлением, практически все попали в лагеря вместе с 43 421 евреем, депортированным напрямую из Вены в Освенцим, Лодзь, Терезиенштадт и Минск, и тысячами отправленных, как Фриц и Густав, в Дахау и Бухенвальд[522].

После Холокоста в Вене осталась немногочисленная еврейская община, которая постепенно набиралась сил и старалась хранить наследие предков, однако она превратилась лишь в тень себя прежней. Синагоги были уничтожены и лежали в руинах; всего несколько из них удалось впоследствии восстановить. К их числу относилась и Стадтемпель в старом еврейском квартале, где мальчиком пел Курт.

Фриц поначалу не мог работать из-за подкосившегося здоровья и жил на пенсию по инвалидности. Вдвоем с отцом они обсуждали, что делать с Куртом. Следует ли вернуть его домой? Он, конечно, еще совсем мальчик, и они по нему очень скучают. Но что ему здесь делать? Мать его умерла, отец стар и беден. Они решили, что лучше будет оставить все как есть. Густав и Фриц много пережили вместе и теперь держались друг за друга, как в былые времена.

Большую радость в те послевоенные годы доставило им воссоединение с Альфредом Вохером. Мужественный, отважный немец выжил в последних отчаянных сражениях за Рейх и отыскал в Вене своих старых друзей по Освенциму. Он неоднократно их навещал. «В отношении нас, заключенных концлагеря, Вохер по-настоящему выполнил свой долг, – говорил Фриц. – Благодаря ему мы сохраняли веру в собственные силы и во многом поэтому смогли выжить в Освенциме. Он не получил за это наград. И мы, бывшие узники, у него в долгу».

Пока отец пытался стереть из памяти, что повидал и выстрадал в лагерях, Фриц, напротив, постоянно вспоминал пережитое и всегда с гневом. Он пылал ненавистью ко всем бывшим нацистам, до сих пор жившим в Вене. Он слышал, как те шепчутся у них за спиной про его отца – слыхал, еврей Кляйнман снова тут, – и хотя Густав пытался наладить мирные отношения с бывшими коллаборационистами, Фриц даже говорить не мог с людьми, поддерживавшими нацизм. Они ничего не понимали, а один из соседей, когда-то выдавших их СС, даже пожаловался Густаву: «Твой сын с нами не здоровается!» Холокост замалчивали так настойчиво, что этот человек не осознавал, какое зло причинил.

Время от времени случались нападения молодых евреев на коллаборационистов, и Фриц в них участвовал тоже. Один ариец из их квартала, Сепп Лейтнер, состоял в 89-м венском СС-штандарте, участвовавшем в разрушении синагог в Хрустальную ночь. Фриц напал на Лейтнера и избил. Полиция арестовала его за драку, но советские власти, одобрявшие подобные акты мести против фашистов, распорядились об освобождении.

Фриц не мог смириться с тем, какой стала его страна; в Бухенвальде он слушал, как Prominenten строили планы на будущее после нацизма, воображая демократическую социалистическую утопию, и Фриц мечтал именно о ней. Положение улучшилось в 1955 году, когда Австрия снова обрела независимость, но рай для рабочих так и не наступил. Фриц учился в вечерней школе и был активистом профсоюзного движения. Его семейная жизнь не удалась; он был дважды женат и имел от этих браков сына Питера и пасынка Эрнста.

Густав же радовался тому, что смог возобновить свое дело и жениться на Олли. В 1964 году он ушел на покой, достигнув почтенного возраста в семьдесят три года. Они с Олли ездили в Америку. Хотя по-английски Густав не понимал ни слова, у него теперь было пять американских внуков и три правнука. На фотографиях он держит малышей на коленях и довольно улыбается, вновь окруженный любовью семьи.

Густав Кляйнман скончался 1 мая 1976 года, за день до своего восемьдесят пятого дня рождения. Перед смертью он тяжело болел, но, благодаря все той же силе духа, держался до последнего.

Два года спустя Фрицу, которому не исполнилось и шестидесяти, пришлось раньше времени выйти на пенсию. Пытки в гестаповских казематах в Освенциме обернулись тяжелой травмой спины, которая, несмотря на несколько хирургических операций, переросла в частичный паралич. Однако он обладал той же внутренней силой, что и отец, и прожил долгую жизнь, скончавшись 20 января 2009 года, в восемьдесят пять лет.

* * *

Если Густав Кляйнман пытался забыть о Холокосте, то Фриц, наоборот, дал себе слово никогда о нем не забывать. После войны союзники судили нацистскую верхушку в Нюрнберге в 1945–1946 годах и Дахау в 1945–1947 годах. Многих казнили или посадили в тюрьму, а в международном праве появились понятия геноцид и преступление против человечества. Однако когда эти процессы закончились, на преступления нацистов словно пал покров молчания – особенно в самой Германии. Возможно, пострадавшие от нацистов хотели таким образом отгородиться от прошлого. К концу 1950-х выросло поколение немцев, вскормленных на лжи: о том, что большинство евреев просто эмигрировали, что насилие на войне неизбежно с обеих сторон и что нацисты не уступали в жестокости союзникам. Эти молодые немцы ничего не знали о Холокосте, а названия Освенцим и Собибор, Бухенвальд и Бельзен говорили им очень мало – если они вообще их слышали. Большинство эсэсовских убийц осталось на свободе, и многие до сих пор жили в Германии.

Ситуация изменилась в 1963 году, когда Фриц Бауэр, адвокат-еврей из Франкфурта, участвовавший в поисках Адольфа Эйхмана в Аргентине, начал процесс против двадцати двух бывших членов СС, обвиняя их в актах насилия в Освенциме. Свидетелями на франкфуртском процессе выступило более двухсот бывших заключенных, из них девяносто евреев[523]. В их числе были Густав и Фриц Кляйнманы, давшие письменные показания со стороны обвинения в апреле и мае 1964 года[524]. Также на процессе свидетельствовали Стефан Хейман, Феликс Рауш и Густав Херцог. Среди подсудимых были члены лагерного гестапо, блок фюреры и сотрудники администрации. Некоторых оправдали; остальные оказались в тюрьме на срок от трех лет до пожизненного.