Завидя мчавшийся поезд, на одном из вагонов которого развевался значок Скобелева, шедшие по шоссе владимирцы, узнав своих боевых сотоварищей, приветствовали их радостным «ура». Солдатики из вагонов отвечали им тем же и маханием шапок. Музыка, под влиянием такого патриотического настроения, снова заиграла «Боже, Царя храни», и «ура» владимирцев еще более усилилось.

Как раз в это время навстречу нам по шоссе ехали в экипаже те самые паши, которые были посланы султаном в нашу армию для переговоров и которые путешествовали первоначально на этом самом поезде. Теперь, по распоряжению Скобелева, Струков отправил их в экипаже в Казанлык к Главнокомандующему. Шоссе в этом месте пересекало железнодорожный путь. Экипаж их остановился, и паши невольно сделались свидетелями этой счастливой сцены своих победителей. Мне надолго врезались в память эти две фигуры турецких генералов в скромных костюмах и красных фесках, их грустные, серьезные лица и печальное выражение глаз, на которых стояли даже слезы. Они бессильны были задержать наше победное шествие и, конечно, хорошо сознавали, что, пока экипаж их дотащится до Казанлыка, мы будем уже у берегов Мраморного моря и Босфора, под стенами Константинополя. Поезд быстро промчался мимо этих посланцев султана. Мы высунулись из окон и с любопытством провожали глазами их экипаж.

– Пока эти господа доберутся до Казанлыка, мы будем уже в Константинополе, – заметил, самодовольно улыбаясь, Михаил Дмитриевич.

– А что, ваше превосходительство, займем мы Константинополь или нет? – обратился я к Скобелеву, давно интересуясь этим вопросом.

– Конечно займем! – отвечал генерал. – Ведь у турок почти нет теперь войска. Пока-то они успеют стянуть остатки армии Сулеймана да гарнизоны Шумлы, Варны и из других мест, к этому времени мы, наверное, уже овладеем Босфором и Дарданеллами. Да, наконец, войска эти настолько теперь деморализованы, напуганы, что, конечно, не устоять против наших молодцов.

– Вы посмотрите на этих солдатиков, – продолжал он, указывая рукой на двигавшихся по шоссе пехотинцев, – какими они молодцами высматривают! Сколько у них самоуверенности в лицах, сколько энергии, твердости и энтузиазма! Их теперь ничто не остановит! Мне это выражение хорошо знакомо – это залог полной победы над врагом!.. Я сам, господа, чувствую в себе теперь избыток сил и энергии и твердо верю в удачу, в успех…

Мы вполне согласились с мнением генерала, видя перед собой эти мелькающие, веселые и оживленные лица усталых, но счастливых солдат. Поезд все ближе и ближе приближался к Адрианополю. Солнце спускалось уже к горизонту, в вагоне зажгли свечи… Мы болтали о предстоящих удовольствиях в Адрианополе, о движении к Мраморному морю, о скором заключении мира, о возвращении в Россию и т. п. Скобелев с графом Келлером и адъютантом своим, поручиком Баранком, занялся разбором бумаг, делая разные замечания и пометки на полях их.

Было уже совершенно темно, когда поезд наш вблизи Адрианополя переезжал мост, перекинутый через приток Марицы – Арда. Мост был довольно длинный и при этом деревянный и старый. Поезд двигался очень медленно и на середине моста вдруг остановился. Одновременно мы услышали сильную ружейную трескотню и, высунувшись из окон, ясно увидели вдали знакомые зловещие огоньки, вспыхивавшие в глубоком мраке.

– Что это такое, что это значит? – закричал Скобелев, с беспокойством вглядываясь в темноту.

Все молчали, и частые ружейные выстрелы были только ответом на этот вопрос. Поезд безмолвно стоял на середине ветхого турецкого моста на высоте 20–25 сажен над поверхностью горной быстрой речки.

– Ваше превосходительство! – подбежал в это время саперный офицер, ехавший в поезде (кажется, поручик Иванов). – Позвольте мне осмотреть мост – он очень ненадежный – и разузнать о причинах перестрелки!

– Да, пожалуйста, – живо ответил Михаил Дмитриевич. – Возьмите с собой человек десять солдат и узнайте поскорее, в чем дело!

Стрельба между тем постепенно затихала, и только одиночные выстрелы вспыхивали еще вдали в горах, лежавших к югу от нас. Вскоре вернулся саперный офицер и доложил, что это башибузуки с гор сделали нападение на железнодорожный мост с целью испортить его или сжечь, но казачий пост наш, оставленный Струковым для прикрытая моста, отбил огнем это нападение и заставил турок отступить обратно в горы.

Неприятное впечатление, которое временно овладело нами ввиду неизвестности и возможности провалиться в воду, быстро прошло, поезд медленно двинулся далее и скоро остановился на станции Адрианополь. Скобелев и все мы разместились в близлежащей гостинице, и я уснул богатырским сном с полным комфортом мирного времени, в большой уютной комнате со всеми удобствами. Не хочу передавать то блаженное состояние, которое испытал я, когда, раздевшись и надев чистое белье, я улегся на мягкий пружинный матрас и, протянувшись, покрылся чистой простыней. Выше этого блаженства для меня не было в то время. Кто испытал невзгоды боевой и походной жизни, кто не снимал сапог по целым неделям, кто не проводил по-человечески ни одной ночи – спокойно, без тревог и вечных ожиданий быть разбуженным ружейной трескотней, тот поймет это блаженное, счастливое состояние. Давно я не спал так хорошо, так крепко и сладко.

Утром я был разбужен кем-то из товарищей, который сообщил, что уже прибыли наши лошади и еще несколько рот пехоты из Германлы, куда поезд наш снова совершил ночной рейс. Одевшись и напившись чаю, мы отправились в номер Михаила Дмитриевича, который был уже на ногах и возился с какими-то бумагами.

– Доброго утра, ваше превосходительство! Как почивали? – приветствовали мы нашего любимого начальника.

– Ничего, благодарю – выспался прекрасно! – отвечал он весело. – Да вот что, господа: будьте готовы – сейчас мы с войсками начнем вступать в город.

Вскоре Скобелев вышел из номера, объехал войска и поздравил их со вступлением во вторую столицу Турецкой империи… Затем музыка грянула марш, и пехота стройно зашагала по шоссе, по обе стороны которого стояла наша конница.

От вокзала собственно до города было довольно далеко – версты четыре. Местность была совершенно открытая, ровная. Город издали представлял очень красивую панораму, над которой в разных местах грациозно поднимались стройные башни белых минаретов. Возле моста через Марицу нас встретила громадная толпа народа, впереди которой находилось духовенство – с крестами и хоругвями и с греческим архимандритом во главе. Тут же были депутации и от других вероисповеданий, несколько мулл от мусульманского населения и представители города с хлебом-солью. Все это встретило Скобелева, ехавшего впереди войск, с благословением и изъявлением полной покорности нашему Государю и Главнокомандующему.

Скобелев любезно принял эти депутации и от имени Его Высочества сказал, что они могут быть совершенно спокойны за порядок в городе и целостность их имущества, что русские войска не только не трогают мирных жителей, но, напротив, защищают их от всяких врагов, что правда и милость всегда сопровождают русское управление – словом, совершенно успокоил и ободрил несколько взволнованное население второй турецкой столицы. Видя перед собой эту симпатичную и красивую фигуру русского генерала, его веселость, любезность и уважение к обрядности врага, даже серьезные муллы стали улыбаться и совершенно добродушно посматривать на оживленные и довольные лица наших маршировавших солдат.