– А шофёр этот?

– С собой забрали. Зашли, несколько человек убили, шофёра освободили – и бежать. А те, которые с другой стороны стреляли, тоже почти сразу перестали и в лес ушли. Вот.

«Боже мой. Как всегда, всё как всегда».

– А дальше?

– Что дальше? Говорят, начальник охраны «Транснефти» порывался застрелить кого-то из иностранцев, грозил нашим в больнице, что всех поубивает, кто ему мешать будет. Хорошо, что там военные были, охраняли их. А потом среди ночи туда вертолёты прилетели, начали кружить вокруг. Затем ещё охранники прибыли, военные. Полицейский, который приехал, говорит, что там народу вооружённого сейчас до чёртиков, собираются окрестный лес прочёсывать. Только пока боятся соваться.

«Неудивительно. Я бы тоже не спешил на рожон лезть».

– Короче говоря, раненых этих из Екатериновки собираются вывозить, если уже не вывезли. Говорят, военный какой-то, офицер, приставил к ним только своих людей и запретил кому-либо ещё к ним приближаться, кроме врачей. Начальник охраны «Транснефти» на него орал так, что стёкла звенели, пистолетом грозил. Полицай этот, который оттуда приехал, говорит, что сам чуть не обделался со страха, думал, что они сейчас друг друга перестреляют. Но обошлось. Правда, мужик этот, из охраны, матерился так, что у всех в округе уши в трубочку свернулись. Орал, пока не охрип.

– А зачем полицейский-то к нам приехал?

– А, этот? Говорят, что теперь запрет будет на приём неопознанных людей с любыми ранениями или травмами. Неважно какими. Вышел из лесу кто незнакомый – сразу надо полицию вызывать. А они уже будут сами его допрашивать и выяснять, что да как.

– Ну а лечить? Лечить-то их можно?

– Кого?

– Незнакомцев? Или будем смотреть, как они подыхают на руках у доблестной полиции?

Ксения Борисовна задумалась и посмотрела на Артамонова несколько недоумённо.

– Вроде бы ничего на этот счёт не говорили. Да и как это можно – не лечить?

– Ну, вот и прекрасно. Стало быть, применительно к нам ничего, дорогая коллега, не изменилось. Наше дело – врачевать, а всё остальное пусть катиться к чёртовой матери. Извините великодушно за грубое слово, но уж в больно сволочное время нам с вами жить довелось. Ещё раз простите. Давайте будем надеяться, что с этими несчастными ничего больше плохого не приключиться, но вы, Ксения Борисовна, на всякий случай рассказывайте мне новости, какие услышите. Слишком уж любопытная история. Валентина Дмитриевна, есть у нас на сегодня работа? Есть? Прекрасно. Давайте карточку и пригласите пациента. Вы позволите, коллега? После всей этой истории почему-то очень хочется сделать что-нибудь полезное.

* * *

– Всё это так некстати. Совершенно, абсолютно не вовремя.

Начальник отдела Михаил Леонидович, в простонародье именуемый исключительно «Мишаня», выглядел неподдельно расстроенным. Щёки покрылись красными пятнами и во всём остальном лице – в глазах, опущенных уголках припухлых не по возрасту губ и слегка подрагивающем бесформенном подбородке – читались совершенно искренние скорбь и уныние.

– Конечно же, я глубоко тебе сочувствую, но пойми и ты моё положение.

«Отчего ж не понять». Честно говоря, агента неподдельно забавляло зрелище разворачивающейся перед ним драмы. На самом деле Мишане, вне всякого сомнения, было искренне насрать на несчастный случай с родственником агента. И неважно, что само ужасное происшествие с любимой тётушкой Валентиной, грозившей ей скорой и безвременной кончиной, было не более чем элементом активации, бесспорным и достаточным поводом агенту покинуть текущее местоположение и отправиться туда, где в нём возникла действительная нужда. Будь даже Мишаня лично знаком с этим мифическим персонажем, упоминание о чужой семейной трагедии вряд ли имело для него значение большее, чем воспоминание о позавчерашнем обеде. Что было действительно важно, так это необходимость одному из сотрудников покинуть на неопределённое время своё рабочее место. Что приводило самого Мишаню к обязанности сделать в рамках своей ответственности хоть что-то полезное. Конечно, было бы слишком наивно ожидать, что он взвалит долю работы агента на свои изрядно заплывшие жиром плечи. Скорее всего, не пройдёт и часа, как эта доля будет равномерно размазана по остальным сотрудникам. Но ведь сам процесс размазывания тоже требовал каких-то усилий. Работы. От самого Мишани.

«Работающий Мишаня. Бог мой, какое зрелище придётся пропустить».

– Но это действительно очень, очень важно для меня. Это дело всей семьи! – в голосе агента в нужных пропорциях смешивались печаль, боль и надежда.

– Да понимаю я это! – Мишаня энергично потёр взмокшую от умственных усилий обширную залысину. Чувствовалось огромное усилие, которое он прилагает, чтобы не послать агента с семейными проблемами к чёртовой матери. Причина такой сдержанности была хорошо известна обоим. Стоит начальнику отдела отказать сотруднику в подобном вопросе, как тому достаточно пройти пару десятков метров по коридору до двери вышестоящего по отношению к Мишане начальника. Там вопрос уладился бы за две минуты, а сам Мишаня огрёб бы десять минут очень неприятного разговора и потерю пары очков престижа в глазах руководства. Поэтому исход разговора был ясен обоим. Загадкой оставалось только количество навоза, которым изойдёт Михаил Леонидович в процессе принятия неизбежного решения.

– У нас сейчас так много работы. Очень ответственный период развития. Усилия каждого имеют огромное значение, – бубнил он, как по учебнику. Без особого энтузиазма, но всё-таки с тайной надеждой в голосе, что случится чудо и неожиданная проблема рассосётся сама собой. Как обычно. Без всяких усилий с его стороны.

«Нет, Мишаня, не в этот раз».

– Михаил Леонидович, если бы это было в моей власти, – руки агента изобразили наиболее искренний жест разочарования. – Но я ничего не могу поделать. Тем более что сейчас я просто начинаю опаздывать на ближайший подходящий поезд.

Мишаня побагровел целиком, включая кожу под редкими светлыми волосами по бокам головы. Угрюмо уставился на лежащее перед ним заявление. Бумага отказалась испепелиться под его взглядом, всё так же вызывающе белела прямо перед носом. Начальник отдела засопел, потерзал левой рукой щёку и подбородок и, наконец, смирился с неизбежным.

– Ладно. Сколько времени тебе потребуется?

– Две недели, не меньше.

– Так много? Может, одной хватит?

В памяти агента всплыли полученные координаты и карта предполагаемого района работы. Большого района.

– К сожалению, нет. Две недели. Как минимум.

Мишаня возмущённо пыхтел ещё с полминуты, потом всё же начертал на полях заявления свою резолюцию.

– Иди. Мы тебе… сочувствуем.

Никогда ещё слово сочувствия не скрывало за собой такое количество крепких матерных эпитетов, которые человеку хотелось высказать на самом деле.

«Взаимно, жирный ублюдок. Мне тоже будет тебя не хватать».