Дверь открылась и закрылась, отсекая фальшивую жизнь от тайной. Агента впереди ждала масса работы.

Тонкая прозрачная струйка ледяной жидкости ровно, без всплеска и пузырьков, вливалась внутрь цилиндрической рюмки с толстым, тяжёлым дном. Когда до края осталось буквально пара миллиметров, горлышко графина ловко подпрыгнуло вверх, не уронив ни капли. Уровень водки в стопке в результате оказался почти вровень с краями. «С горкой», как говорят иногда в таком случае. Стеклянные стенки начали немедленно мутнеть, зарастая инеем.

Полногрудая искусственная блондинка улыбнулась в ответ на кивок Михайлова одними уголками губ, как бы извиняясь: «Ты неплохой мужик, но здесь не хозяин». Поставила графин на стол, отошла в сторонку и встала, сложив руки спереди белого фартучка, который, несмотря на весьма скромный размер, всё же опускался на пару сантиметров ниже края её юбки. Если то, что на ней было надето, можно было в принципе называть юбкой.

За столом помимо подполковника сидело ещё два человека.

Шеф местного управления охраны «Транснефти» Юрий Кузнецов напоминал несколько животных одновременно. Багровая физиономия походила на морду разъярённого хряка, готовящегося разнести в щепки свой загон свинарника. Интенсивно работающие челюсти, с постоянной, почти механической частотой перемалывающие куски жареного мяса, больше подошли бы бойцовой собаке, а крепко стискивающие нож и вилку кулаки вовсе не казались пухлыми. Напоминали скорее мощную пятерню шимпанзе. Очень раздражённого и опасного.

Третьим за столом был тот самый гэбэшник, который инструктировал Михайлова перед вылетом. Всё тот же неприметный тёмный костюм, скользкие, незапоминающиеся черты лица. Совершенно неуместный тут тип, искусственный, как декорация.

Гэбэшник практически не обращал внимания на Кузнецова, зато лицо подполковника разглядывал с неподдельным интересом. Что было не удивительно. Посмотреть, в самом деле, было на что. Александр кожей ощущал скобы, стягивающие края раны на лбу, и многочисленные ленточки пластыря, закрывающие мелкие ссадины, царапины и главное – повязку на носу. Сломанном в очередной раз. Воздух через него не проходил, отчего приходилось есть и дышать по очереди.

Он дожевал небольшой кусочек, проглотил, сделал несколько вдохов и выдохов, после чего взялся за рюмку. Кузнецов что-то буркнул при этом саркастически, но Александру было совершенно наплевать. Он очень устал и хотел бы ужраться вусмерть, будь у него возможность. Или хотя бы просто крепко надраться. Тут уж как получится.

– Вы хотите поскорее избавиться от нашего общества, подполковник?

– С чего вы взяли?

– Это уже третья рюмка за двадцать минут.

– Не знал, что вас прислали контролировать мою дозу спиртного, – Александр попытался придать голосу максимально саркастичную интонацию, но от этого у него сразу в нескольких местах заболело лицо, так что непроизвольно скорчилась страдальческая гримаса. Отчего стало ещё хуже. Поспешно закинул содержимое рюмки в рот, едва не подавился, закашлялся. Из глаз полезли совершенно лишние сейчас слёзы.

– А вам бы, похоже, не помешал такой контроль, – гэбэшник откровенно забавлялся.

– А вам не помешало бы пойти к чёртовой матери и не мешать людям отдыхать после работы.

Прошло меньше часа после того, как они вернулись на базу «Транснефти». Позади остались бессонная ночь и почти целый день, насыщенный действием и суетой. Воспоминания мешались друг с другом, путались в последовательности, как обычно бывает после лёгкого сотрясения мозга. Потом, уже по дороге обратно, он попытался выстроить их в подобие хронологического порядка.

В самом начале зиял пустой чёрный провал. То, что произошло в заброшенном доме на окраине Екатериновки после того, как входная дверь вступила в тесный контакт с его лицом, он узнал уже из вторых рук, со слов своих собственных бойцов. Кто-то из охранников «Транснефти» услышал звук взрыва светошумовой гранаты, на проверку отправились три человека на бронированном джипе. Обнаружили два трупа и самого Михайлова, заваленного обломками пресловутой двери. Сунулись за дом и заметили людей, удирающих в лес. Попытались догнать, но угодили под огонь прикрытия. Неизвестный снайпер одним выстрелом продырявил бронебойной пулей двигатель вездехода, а потом пулемёт с фланга прижал их так, что носа не высунешь. Один наёмник словил пулю по касательной, другому посекло лицо крошкой от пуленепробиваемого стекла и мелкими осколками от расколовшихся о броню пуль. Когда стало ясно, что атака на блокпост с другой стороны была отвлекающим маневром, и к месту побега подтянулось подкрепление на единственном уцелевшем броневике, ломиться в лес за беглецами было уже бессмысленно. И слишком опасно. Потерь и так хватало.

Бронированный джип, в который врезалась нагруженная взрывчаткой и бензином машина, сгорел дотла, оставив после себя только металлический корпус. Один из охранников «Транснефти» при этом лишился кисти левой руки и получил ожоги, а ещё несколько – лёгкие и средние ранения. Двигатель второго броневика вывела из строя пуля снайпера. Два бойца убиты в доме. С оставшимися боевыми ресурсами о поисках не могло быть и речи. Наоборот, все тряслись от мысли, что из леса может последовать полноценная атака. Страх произвёл необходимое отрезвляющее действие на каждого, включая Кузнецова. Он, конечно, горланил, матерился, размахивал пистолетом и грозился перестрелять всех иностранцев к чёртовой матери, но довольно быстро вернулся в адекватное состояние. Тем более, что Михайлов отдал своим бойцам чёткий приказ стрелять на поражение при попытке причинить задержанным любой вред. И подполковник не поленился повторить его несколько раз, отчётливо и громко, так, чтобы смысл сказанного дошёл до самого тупого.

Поскольку шеф охраны «Транснефти» самым тупым не числился, большая часть его угроз и размахивания оружием были не более чем спектаклем, причём в основном для местного населения, а не для того же Михайлова или его людей. Александр после полученного по голове удара дверью был на удивление глух к угрозам, а сам Кузнецов быстро сообразил, что весь фейерверк устроили ради вызволения того самого водителя автобуса. Это дало ему дополнительный повод для гнева и досады, поскольку стало ясно, что главной их добычей за день был именно этот мужик, а вовсе не пара десятков покалеченных иностранцев. Конечно, с его, Кузнецова, точки зрения. В конце концов, это подполковник припёрся сюда искать самолёт, а вот ему гораздо интереснее местная публика. Совсем как если взять охотника, которому важнее здешние волки, чем случайно заблудившийся в лесу верблюд.

В итоге, хоть шеф охраны и орал во всё горло, брызгал слюной и тряс пистолетом, в открытую конфронтацию с военными вступать не стал. Все оставшиеся силы, включая жиденькую шайку перепуганных местных полицейских стянули к больнице, перегородив ведущие к ней улицы. Медиков поголовно перевели на казарменное положение, пригрозив жестокой расправой, если кому-нибудь придёт в голову устроить пакость в отместку за дневное насилие. Так и протряслись в осаде полтора часа, пока до них не добрался первый из патрульных вертолётов. Выгрузил из себя дежурную команду и тут же снова ушёл в ночь. Потом, спустя несколько часов прилетели ещё две машины, одна из которых была полна военными – почти всей командой Михайлова. Подклеенный и заштопанный к этому моменту подполковник прямо послал куда подальше Кузнецова с его предложением начать поисковую операцию в лесу, приказав вместо этого своим людям взять под охрану больницу.