Городской голова Н.А. Алексеев, выступавший душеприказчиком Сергея Михайловича, этот дар принял. Павел Михайлович отдал свое детище, но не расстался с ним: по выдвинутым в заявлении условиям, Третьяков оставался пожизненным попечителем галереи. Первое, с чего он начал свое попечительство, — перевеска картин с учетом новых поступлений из собрания С.М. Третьякова. Для посетителей галерея была открыта 15 августа 1893 года под названием: «Московская городская художественная галерея братьев Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых».

Меценатская деятельность Третьякова являлась продолжением его традиционной благотворительности, и в основе ее лежали те же мотивы. Не зря, говоря о нем, восклицали: «... с какой скромностью меценатствовал П.М. Третьяков!» Павел Михайлович, жертвуя на культуру, старался творить благие дела так, чтобы его правая рука не знала, что делает левая. «... Разумный, настойчивый труд, бодрая, при помощи Божией, полезная деятельность и громадные материальные пожертвования Павла Михайловича на благо общества, сами собою, помимо его воли возвышали его пред другими. Нередкие посещения его жилища и галереи высокими лицами Российского и иных царствующих домов... еще более выделили^его из среды граждан не Москвы только, но и всей России. Но вызывало ли это когда-либо кичливость и превозношение П.М. перед другими?.. Никогда и нет. Он как бы старался не отличаться от прочих. Избегая, в известной степени, роскоши в одеянии и окружающей обстановке, он был не только ласков, но и прямо почтителен в обращении с равными и низшими»940.

Занимаясь благотворительностью, Павел Михайлович старался быть прямым орудием в руках Божиих. Цифры, в которых выражались благие деяния Третьякова, росли из года в год. «Порой они перекрывали суммы, потраченные на покупку картин »941. Но, сколько бы ни совершал человек добрых дел при жизни, полнее всего как благотворитель он раскрывается перед лицом смерти. Об этом — в следующей главе.

ПЕЙЗАЖ НА ЗАКАТЕ

Постепенно переполнялось время жизни раба Божьего Павла, приблизился его последний срок. К этой черте он явился подготовленным в большей степени, чем великое множество добрых христиан. Корабль его подходил к гавани, и усталый капитан мог надеяться на долгожданный отдых от трудов и испытаний — там, за порогом.

1890-е годы для Павла Михайловича оказались богаты на события и перемены. 11 августа 1890 года на даче в Куракине отмечалась серебряная свадьба Павла Михайловича и Веры Николаевны. «... Все Третьяковы были очень привязаны к Куракину, где жили столько лет... Там и серебряная свадьба их была пышно отпразднована, масса было народу, все гости были привезены туда экстренным поездом и так же, поздно вечером, отвезены в Москву »942. Двадцать пять лет супруги прожили вместе в любви и согласии. В.М. Васнецов писал чете Третьяковых из Киева: «... Благослови Бог ваш крепкий союз и благослови его на долгие, долгие и счастливые годы!.. В наши нравственно смутные времена такое семейное торжество даже выходит из рамок частной жизни, оно должно уже считаться общественным явлением, — это торжество добрых семейных начал»943.

Вслед за старшей дочерью Верой родительский дом покинули, выйдя замуж, Александра (1890), Любовь (1894) и Мария (январь 1898).

В январе 1897 года Третьяков был награжден редким званием почетного гражданина Москвы.

Но не все перемены были столь же приятны. В 1892 году неожиданно скончался горячо любимый брат Сергей Михайлович. В 1893 году у Веры Николаевны произошло кровоизлияние в мозг. Да и сам Павел Михайлович чувствовал себя неважно. «... Последние годы он начал хворать, заболевал внезапно, иногда без видимых причин»944. Время разбрасывать камни подошло к концу, ему на смену явилось время собирать камни... Третьяков чувствовал, что скоро Господь призовет его к себе, и торопился довести до завершения все свои дела.

Следовало позаботиться о семье.

Последняя дочь, Мария Павловна, сыграла свадьбу меньше чем за год до смерти отца. Все дети были пристроены, оставалось лишь подумать об их дальнейшем безбедном существовании. 6 сентября 1896 года Павел Михайлович составил завещание. Между дочерьми Третьяков поровну разделил недвижимость и свою часть паев Товарищества Новой Костромской льняной мануфактуры. Любимой супруге завещал 500 ООО рублей, а сыну Михаилу — 200 тысяч, с тем чтобы после его смерти оставшийся капитал отошел городу «... для учреждения и содержания приюта для слабоумных»945. В отличие от завещания 1860 года, в 1896-м Павел Михайлович подробно прописывает все, что связано с семьей. Это и неудивительно. В противном случае имущество должно было «... пойти по пути закона, то есть все получит его единственный сын, нервнобольной, а жена и дочери 7-ую и 14-ую часть »946. Павел Михайлович был любящим отцом. Хотелось ему, даже переступая за последний порог, продлить свою заботу о близких, оставить для них еще каплю тепла.

Следовало довести до ума торговые и промышленные дела.

В феврале 1896 года Павел Михайлович писал В.В. Верещагину: «... простите, что я прямо объясняюсь, — деньги дать взаймы мне не походит. Я никому не даю. Мне 64 года, здоровье слабеет, желаю, чтобы по смерти не было никаких неоконченных счетов»947. Павел Михайлович старался избавиться от всяких новых нитей, которые связали бы его с земным миром.

На первый план вышли вопросы благотворительности.

В 1860 году семейные дела и традиционная благотворительность Павла Михайловича теряется на фоне его меценатских устремлений. К концу жизни складывается совершенно иная ситуация. Пожертвования, прописанные в Третьяковым в завещании 1896 года, поистине неисчислимы. Устройство бесплатных квартир для вдов, малолетних детей и незамужних дочерей умерших художников. Учреждение стипендий в Московском университете, Московской консерватории, Московском и Александровском коммерческих училищах, Московских мещанских училищах. 200 ООО рублей «... для поддержания процентами с этого капитала существования школы глухонемых в Москве». Устройство мужской и женской богадельни. А весь свой капитал торгового дома под фирмою «П. и С. братья Третьяковы и

В.Коншин» и часть ценных бумаг Павел Михайлович завещал рабочим и служащим948... Достаточно сказать, что о построенной на деньги Третьякова поместительной богадельне на Большой Серпуховской улице (а она была даже электрифицирована!) городской голова Н.И. Гучков в 1906 году писал: «... в распоряжении города нет лучше учреждения, чем Третьяковская богадельня, находящаяся в ведении Московского купеческого общества»949. Много ли нынче можно назвать столь щедрых благотворений, совершенных состоятельными людьми?

Наконецу Третьяков торопился, решая судьбу галереей.

В конце 1892 года П.М. Третьяков принял в галерею лучшие вещи из собрания иностранных картин и скульптур С.М. Третьякова. Зима 1892/93-го была посвящена перевеске картин в галерее. Надо было покупать новые картины и размещать старые. Следовало подумать и об увеличении штата квалифицированных служащих. Н.А. Мудрогель сообщает: «... заботы Павла Михайловича о галерее после передачи ее городу увеличились... По-прежнему Павел Михайлович каждую осень ездил за границу, каждую зиму — в Петербург на выставки и в мастерские художников. В его отсутствие забота о галерее лежала... на мне и на Ермилове. Мы, как старшие вахтеры, должны были и охранять, и обучать наших новых товарищей, как поддерживать порядок в галерее. Теперь уже у нас образовался твердый штат служащих. Был у нас свой реставратор Федоров, которого Третьяков посылал в Петербург, в Эрмитаж, обучаться искусству реставрации у знаменитого реставратора Богословского. Были и свои рамочники»950. В конце 1890-х годов пришлось строить новую пристройку к галерее, в которой разместились бы картины и скульптуры из собрания Сергея Михайловича — отдельно от русской части собрания.