покрытие посадочной площадки и поискал взглядом конвертоплан в охристом мареве смога. Фотохромные молекулы в его радужках переключились в режим поляризации: еще один жаркий, ослепительный, ядовитый день в городской агломерации Трес-Вальес.

Иисус теперь вопил.

– Да заткнись ты, черт возьми, – прошипел Сол Гурски и пнул переноску. Иисус что-то пробормотал и сунул лапы сквозь решетку, пытаясь вырваться на свободу.

– Эй, это всего лишь обезьяна, – сказала Элена.

Но в том-то и проблема. Обезьяны, будучи обезьянами, его раздражали. Частенько приводили в ярость. Маленькие гомункулы, маскирующиеся под людей. Ловкие пальчики, мудрые глазки, выразительные личики. Но содержимое черепной коробки, управляющее пальчиками, так похожими на человеческие, принадлежало тупому зверю – и только.

Сол Гурски знал, что гнев на обезьян был иррациональным. Но все равно наслаждался, когда убивал Иисуса, привязанного к белоснежному лабораторному столу. Выбрил шерсть, мазнул тампоном, ткнул иглой.

Конечно, тогда обезьяна еще не была Иисусом. Просто макака-резус; безымянный, инструмент из плоти и крови. Подопытный образец 625G.

Вероятно, обезьяна вопила из-за смога. Надо было купить ей маску для выгула пуделей. Но она бы просто сорвала ее ловкими человечьими пальчиками. Ума ей хватало ровно на то, чтобы оставаться тупой макакой.

Элена присела рядом с переноской и стала играть со стиснутыми кулачками, просунутыми через прутья решетки.

– Она кусается.

Рука до сих пор ныла. Иисусу сразу же после вытаскивания из резервуара – мокрому, дрожащему, сотрясаемому спазмами – хватило моторных функций, чтобы повернуть башку и прокусить Солу большой палец до кости. Обезьяна-вампир: только нежить так жаждет крови. Ублюдочная тварь. Он бы с удовольствием убил ее снова, если бы смог. Все трое на посадочной площадке подняли головы, когда звук двигателей конвертоплана проступил на фоне шума двух миллионов автомобилей. Летательный аппарат приближался с юга, пересекая долину, а взлетел он с огромной строительной площадки на бульваре Гувера, где из каменных недр росла новая штаб-квартира корпорады. Он продвигался низко и быстро, носом вниз, кормой вверх – как здоровенный жук, который с восторгом вбирает углеводороды дыхальцами. Пальмы заколыхались, когда он переключил двигатели в вертикальный режим и опустился на площадку исследовательского центра. Сол Гурски и Элена Асадо прикрыли защищенные от солнца глаза от летящей грязи и лиственного мусора.

Перепуганный Иисус заметался в переноске.

– Доктор Гурски. – Кажется, этого корпорадисто Сол раньше не встречал, но трудно было сказать наверняка; Адаму Теслеру нравилось, чтобы личные помощники выглядели так, будто их создали нанотехнологическим методом. – У меня не хватит слов, чтобы передать вам, как взволнован мистер Теслер.

– Летим со мной, – сказал Сол Элене. – Это была твоя идея. – Затем он продолжил, обращаясь к человеку в костюме: – Доктор Асадо должна меня сопровождать.

Элена провела рукой по волосам, развевающимся от ветра, поднятого конвертопланом.

– Вовсе нет, Сол. Это твое дитя. Ты его выносил и родил. И к тому же ты знаешь, я не люблю иметь дело с чинушами.

Последнее было адресовано улыбающемуся личному ассистенту Адама Теслера, но гость уже вел Сола к люку. Сол пристегнулся, и конвертоплан накренился с воем двигателей, набирая высоту. Элена помахала напоследок и скрылась в здании. Он крепко вцепился в переноску и почувствовал, как все внутри сжалось, когда конвертоплан перешел в горизонтальный полет. Мертвая обезьяна в пластиковом ящике что-то бормотала себе под нос, доведенная до крайнего ужаса.

– Что случилось с вашим большим пальцем? – спросил корпорадисто.

Когда Сол открыл резервуар и вытащил Иисуса-резуса из вод возрождения, обезьяна как будто сильнее разозлилась из-за того, что промокла насквозь, чем из-за того, что была мертва. За идеальной паузой последовали одновременно ругательство и кровь, а потом «команда Лазаря» восторженно завопила. Встревоженная улюлюканьем и радостными криками обезьяна заметалась по полу в поисках укрытия. Элена поймала ее, когда животное судорожно – и безуспешно – пыталось запрыгнуть на стол. Она завернула Иисуса в термическое покрывало и сунула беспокойную тварь в бокс для наблюдения. Через час Иисус полностью восстановил контроль моторики: грыз пластиковую тюрьму, искал у себя воображаемых блох и яростно мастурбировал. Пока курьер сгружал стопки коробок с пиццей и ящики с дешевым мексиканским шампанским, кто-то спохватился и позвонил Адаму Теслеру.

Мертвая обезьяна боялась летать. Она так завывала, что даже пилот пожаловался.

– А ну прекрати! – рявкнул Сол Гурски. Но тварь не желала подчиняться, она раскачивалась на своей голой заднице и знай себе выла.

– Как вы разговариваете с существом, которое изменило ход истории? – сказал ассистент Теслера. Он с ухмылкой заглянул через прутья решетки, пошевелил пальцами, прищелкнул языком. – Привет, малыш. Как его зовут?

– Вообще это маленькая сучка. Зовем ее Иисусом, а еще Невестой Франкенштейна.

«Вот его могла бы цапнуть», – подумал Соломон Гурски, пока под брюхом конвертоплана корпорады «Теслер» проплывали десять тысяч бассейнов, блестящих, словно осколки зеркала.

Творения Франкенштейна были мертвы. Вот в чем суть. А заодно и откровение. Наступила Эпоха Всемогущества, но оказалось, что недостаточно возможности превратить одно в другое, ведь была одна вещь, которую текторы «Нанозиса», «Аристид-Тласкальпо» и других флагманов нанотехнологической революции не могли превратить ни во что, и этой вещью оказалась смерть. Слова пионера нанотехнологий отразили надежду и разочарование Эпохи Всемогущества. Постулат Уотсона: «Забудьте о превращении мусора в нефть или астероидов – в груды „фольксвагенов“, а также о том, чтобы повесить в гостиной точную копию Ван Гога. Первое, что мы получим от нанотехнологий – бессмертие». Пять миллиардов тихоокеанских долларов, потраченных на исследования, опровергли мнение Уотсона. То, к чему прикасались текторы, они преобразовывали; то, что текторы преобразовывали, они убивали. Команда Гурски-Асадо опередила своих соперников в создании вирусных репликаторов, которые проникали в живую клетку и превращали ее в другую матрицу на основе текторов, а потом создавали из ДНК миллионы копий. Алгоритм опирался на смертоносную точность карцином. Гурски-Асадо провели испытания под микроскопом и в пробирках. Далее они назвали другую макаку-резуса Франкенштейном и ввели ей текторы. А потом Сол и Элена вынуждены были наблюдать, как микроскопические машины медленно преобразуют тело макаки в нечто чудовищное даже по сравнению с гангреной.

Элена хотела избавить животное от мук, но они не могли открыть резервуар, опасаясь заражения. Все закончилось через неделю.

Монстр развалился на части. Вот в чем секрет. Асадо и Гурски вспомнили тот жаркий день, когда в местечке под названием Реденсьон Солу собрали алмазную велосипедную кассету.

Если смерть была сложной конструкцией, состоящей из множества уровней – микросмерть, минисмерть, малая смерть, средняя смерть, – жизнь могла подчиняться той же иерархии. Нарастание антиэнтропии. Пирамида как прообраз жизненного развития. Следствие Гурски из постулата Уотсона: «Первое, что мы получим от нанотехнологий – воскрешение мертвых».

Из янтарной дымки выросла Темная Башня. Тайная шутка Сола и Элены