– Послушайте, – сказала Нуит. – Все это, конечно, хрень эпохального значения, но поскольку она ни на йоту не приближает меня к цели, я просто выйду здесь.

– Эй, а деньги?

Нуит угостила cochero старым, мерзким и очень непристойным жестом. Каждая хорошая шлюха рано или поздно оказывается вынуждена топать пешедралом, сама по себе.

Поскольку Камагуэй сказал, где их искать, она не стала рассматривать печальные мясные лица, собравшиеся снаружи. Он сказал, она не найдет их и в главном баре – хотя кофе этим утром пах божественно, – а надо идти на полуэтаж. Там стоит их издавна любимый столик у окна, выходящего на Терминальный бульвар.

Все как ты и сказал, Камагуэй. Симпатичная чернокожая серриста, расплачивающаяся по счету – это Тринидад; здоровяк со странной аурой – знаменитый Сантьяго Колумбар. Что за история приключилась с его пальцами? Китаянка в смарт-коже, выходит, abogado Йау-Йау. Четвертого – белого мальчика águila – нигде не видно. Тут происходит что-то важное. Они такие серьезные и мрачные. Но твой рассказ еще серьезнее и мрачнее, Нуит.

– Прошу прощения? Вы меня не знаете, но вы же друзья Камагуэя Кинтаны? Он просил вам кое-что передать.

Благодарности и прочее

Замысел этой книги возник благодаря праздному замечанию, сделанному Иэном Уотсоном еще в 1989 году во время дискуссии о будущих телекоммуникациях, которая (как это неизбежно бывает в подобных случаях) сильно отклонилась от темы в область нанотехнологий. Опровергая наши высокопарные рассуждения о переработке материи и наномоделировании, он сказал: «Забудьте обо всем этом, первое, что вы получите с помощью нанотехнологий – это бессмертие». Семя проросло в вымышленный «Постулат Уотсона»: надеюсь, ты не возражаешь, Иэн.

Спасибо также всем тем, кто видел этого зверя во многих его ипостасях, за поддержку: Дэвиду Гарнетту, Фейт Брукер, Эдриану Битти, Бесс Коттон, но больше всего моей жене Триш, без которой ничего бы не было.

Дни Соломона Гурски

Понедельник

По пути на вершину горы Крови Христовой у Сола полетела трансмиссия. Он переключился на шестую скорость, потому что предстоял крутой подъем, но шестой не было. А также пятой и четвертой; ничего, ноль. Элена уже добралась до высшей точки и со смехом наблюдала за тем, как он пыхтит и потеет в тени хвойных деревьев. Мышцы Сола скручивались и завязывались узлами, как стволы древних остистых сосен, а вены и сухожилия натягивались, словно тросы подвесного моста. Потом Элена увидела, что кассета сломалась и болтается.

Они заставили велосипеды как следует потрудиться в пустынных горах к югу от Ногалеса. Каждый стоил две штуки, и продавец поклялся невинностью всех своих незамужних сестер, что эти маунтин-байки проедут где угодно и выполнят любой каприз. Дескать, на них можно хоть прямо на Эль-Капитан подняться, если приспичит. И вот теперь, через пять дней пути – до ближайшего дилерского центра «Дерт Лобо», как сообщил карманный компьютер Элены, было три дня, – кассета треснула напополам. Соломону Гурски придется проехать еще десять дней, четыреста миль и пятьдесят гор на максимальной скорости.

– Ты должен был это предусмотреть, инженер, – сказала Элена.

– Если твой велосипед стоит две штуки, теоретически ты можешь ни о чем не беспокоиться, – ответил Соломон Гурски. На горе Крови Христовой был ранний полдень, солнце светило безжалостно, в воздухе витал смолистый запах очень старых сосен. В долинах позади и впереди трепетало марево. – И ты же в курсе, я другой инженер. Мои шестеренки намного меньше. К тому же они не ломаются.

Элена знала, какой он инженер, как и он знал, какой она доктор. Но их отношения начались недавно и находились на той стадии, когда коллеги-исследователи, к собственному изумлению, ставшие любовниками, притворяются, что ничего не знают друг о друге.

Карта на наладоннике Элены демонстрировала, что в пяти милях в долине есть поселение под названием Реденсьон[222]. Возможно, там за пригоршню норте[223] – долларов им смогут быстро и красиво заварить сломавшуюся деталь.

– Радуйся, что едем вниз, – с этими словами Элена, чей зад туго обтягивали велобриджи цвета синий электрик, запрыгнула в седло и понеслась с горы. Секунду спустя Сол Гурски – в рубашке, обычных шортах, ботинках, очках и шлеме – поехал следом через заросли шалфея. Их отношения все еще находились на той стадии, когда при виде ярко-синей, обтянутой лайкрой пятой точки может вспыхнуть желание.

Итак, Реденсьон: типичный городок в пограничных горах; заправка, она же кафешка и аренда трейлеров на ночь, на неделю или, если совсем некуда больше идти, на всю жизнь; стоянка грузовиков и джакузи под открытым небом, чтобы ночью любоваться звездами приграничья. Никакой сварки. Кое-что получше. Когда путешественники подъехали к Реденсьону по старому шоссе с потрескавшимся асфальтом, из марева первым вынырнуло солнечное дерево, похожее на ветвистый цереус.

Мастерская занимала уродливую пристройку к заправке-кафе. Какой-то дальнобойщик поплелся следом за Солом и Эленой, зачарованный фантастическими визитерами, яркими, словно попугаи ара, и в панорамных очках. Он жевал сэндвич. Чем еще заняться в Реденсьоне в жаркий полдень понедельника? Хорхе, владелец, выглядел слишком молодым и амбициозным, чтобы втюхивать клиентам топливо, жратву, трейлеры и молекулы. Тридцать с чем-то лет, мрачный и серьезный. Он напоминал туго скрученную пружину. Элена заметила по-английски, что вид у него скорбный. Но к сломанной кассете Хорхе отнесся профессионально и помог Солу снять ее с заднего колеса, а потом с восхищением осмотрел идеальную плоскость разлома.

– Справлюсь. Займет час-полтора. А пока не желаете ли поплескаться в джакузи?

Он сказал это, морща нос, стоя с подветренной стороны от двух велосипедистов, которые одолели гору Крови Христовой в разгар жары. Дальнобойщик ухмыльнулся. Элена нахмурилась.

– Вас там никто не увидит, – настаивал Хорхе, наномастер.

– А есть что попить? – спросила Элена.

– Конечно. Кока-кола, спрайт, пиво, agua mineral. В магазине.

Элена обошла дальнобойщика по широкой дуге, собираясь заглянуть в холодильник. Сол отправился следом за Хорхе в мастерскую и понаблюдал, как тот укладывает кассету в сканер.

– А я ведь именно этим и занимаюсь, – сказал Сол, чтобы поддержать разговор, пока лазеры воспроизводили геометрию пирамидки из звезд в трех измерениях. Он говорил по-испански. Все так делали. Теперь это был универсальный язык и для norte, и для el sur[224].

– У вас есть мастерская?

– Я инженер. Я создаю эти штуки. Не сканеры, а текторы. Я их разрабатываю. Я наноинженер.

Система сообщила Хорхе, что картирование завершено.

– Для корпорады «Теслер», – добавил Сол, когда Хорхе включил процессор.

– Особые пожелания будут?

– Нужна гарантия, что это не повторится. Можете сделать кассету алмазной?

– Дружище, атомы могут собраться во