– Прощай… Будь счастлив… Я отпускаю тебя, – Джамиль медленно открыл очи, встретившись с потухшим, лихорадочным взглядом жены. Это были глаза, принадлежавшие еще живому покойнику.

Принц не знал, сколько так просидел, просто всматриваясь в пространство. Лекари и служанки тихо ушли, оставив господина с его болью наедине. Мусульманин сжал зубы, пытаясь победить желание завыть. У него на коленях покоились два трупа: жена, на груди у которой лежал ледяной младенец. Аккуратно переложив женщину и ребенка на кровать, Джамиль не решался покинуть их. Он еще чувствовал себя частью этой семьи, но понимал, так будет недолго. Как только муэдзин оповестит город о кончине Султаным принца и юного наследника, все правоверные склонятся, дабы помолиться Аллаху об упокоение душ. Тогда араб поймет: он остался один, нет его умной, образованной супруги, нет долгожданного сына. Они там, возле Престола Аллаха, смотрят на него с нежностью и печалью, смотрят, чтобы расстаться, но не навсегда. Только сейчас Джамиль осознал: навсегда, это когда уходят в иной мир, остальное временно, ничего, кроме смерти, не вечно в этом мире.

Молодой человек вздрогнул, когда ощутил чью-то дрожащую руку на своем поникшем плече. Обернувшись, мужчина увидел отца, поникшего, грустного, с печальным клеймом на морщинистом лице. Сейчас Джамилю казалось, что шейх постарел на несколько лет. Не было того огня и уверенности в глазах, гордости в походке. Просто сломленный старик, потерявший невестку и внука…

– Соболезную, сынок. Я знаю, мои слова в этой ситуации бессмысленны. Для тебя они равны пустому звуку.

– Не говори так, папа. Речи поддержки всегда важны, – придвинув к кровати стул, Кахарман тяжело опустился на него. Внезапно взгляд мусульманина заскользил по Ишрак. Шейх дрожащими руками укрыл лицо мертвой белой простыней, потом взял на руки холодного младенца: – Да примет Аллах Великий в свой рай этих двух, – закрыв глаза, Кахарман стал пылко и проникновенно молиться. Джамиль же просто сидел. Сейчас он не верил даже в существования Всевышнего.

– Пора сказать главной мечети. Пусть муэдзин на вечерней молитве оповестит город. Сейчас уже далеко за полдень, хватит ждать непонятно чего, – араб поднялся, направляясь к двери, но принц остановил его нерешительными словами: – А что ты испытывал, когда не стало мамы? – Джамиль с трепетом ждал ответа. Он не помнил свою мать – армянку Егине. Когда она умерла, мальчику едва исполнилось два года.

Шейх нахмурился. Подойдя ближе к сыну, он все же ответил, хотя в глазах плясали отблески слез: – Твою мать я любил. Она была для меня целым миром, ярким, насыщенным, живым. Мы забывались в любви, жили ей. Когда Егине не стало, для меня весь свет померк, осталась лишь боль и одиночество. Ты же к Ишрак ничего такого не испытывал. Да, сынок, твой разум хотел полюбить супругу, но сердце и душа оставались холодны и равнодушны. Поверь мне, если бы вас связывала крепкая, взаимная любовь, сейчас бы ты чувствовал себя в тысячи раз хуже. Одно дело – потерять нелюбимую жену, совсем другое – любимую женщину. Но жизнь на этом не заканчивается. Ты еще молод, женишься, будут дети, не хорони себя раньше времени, ибо оно отчитано лишь Всевышним. А сейчас возвращайся к себе.

– Нет, отец, я не покину их, – Кахарман сочувственно вздохнул: – Этим ты уже не поможешь. Лучше помолись в мечети, – когда шаги повелителя стихли, Джамиль тяжело поднялся и подошел к окну, завешенному черной, бархатной тканью. Сорвав портьеры, мужчина посмотрел на сад, раскидистый под дворцом. Там, как и прежде, пели вечерние птицы, цвели дурманящие цветы, слышался смех детей. Никто, даже это солнце, так ярко освещавшее сочную траву, не разделяло его глубокой печали. С этой болью он должен справиться сам. Последний раз, окинув взглядом свою разбитую семью, молодой человек поспешил из комнаты, оставив в ней горькую боль и расколотое сердце.

* * *

Вивиана тяжело вздохнула. После ночи, проведенной в полуразрушенной пещере, она чувствовала себя разбитой и подавленной. Совсем рядом сидела Кендис, с радостью уплетая недавно сорванные ягоды и запивая их родниковой водой. Беглянки ждали ночи, ибо только под ее покровом смогут выбраться из своего убежища неувиденными. У молодой женщины болел живот от голода, но она не притронулась к еде, оставляя все малышке.

– Когда мы выйдем отсюда?

– Скоро потемнеет, тогда и выйдем. Поспи немного. Впереди еще одна бессонная ночь. Тебе нужно отдохнуть, – ответила Вивиана, с ужасом смотря на синие круги под глазами девочки. Съежившись на коленях у леди Бломфилд, малышка погрузилась в глубокий сон. Девушка же сидела, поглаживая волосы Кендис ровными движениями. Англичанка вслушивалась в крики вечерних птиц. Скоро сумерки, наконец, они смогут покинуть свое убежище. Вивиана знала, какие испытания ее ждут, если вместе с девочкой она захочет сама добраться до Каира. И голод, страх перед погоней, усталость – это лишь половина того ада, что ждет их впереди. Прошлой ночью девушке удалось разыскать какое-то селение, но приходить туда днем было слишком опасно. Молодая женщина не заметила, как задремала, а проснулась уже поздно вечером. Их пещера, окутанная темнотой, теперь представляла ужасающие зрелище.

– Девочка моя, ты здесь? – голос англичанки эхом отдавался по каменным плитам.

– Да, тетя. Здесь так темно. Я вас не вижу.

– Давай руку. Выйдем из пещеры, – схватив малышку за запястье, Вивиана, едва не прицепившись за острые камни, выбралась на свет. Рядом карабкалась девочка.

Молодая женщина с наслаждением подставила лицо ночному, прохладному ветру. На небе недавно зажглись первые звезды, но от их сияния уже рябило в глазах. Взяв малышку за руку, девушка вступила на каменистую тропинку, освещенную лунным светом. Сейчас ей казалось, что она пребывает в какой-то доброй, светлой сказке. Ночь была просто восхитительной: теплой, но не лишенной свежести, наполненной разными дурманящими звуками. Где-то каркала ворона, шелестела листва от порывов ветерка, кричали летучие мыши. Вивиана стояла, всматриваясь в эту чарующую, но такую нежною и хрупкую красоту.

– Здесь, словно в раю. Я никогда не видела такое ночное, звездное небо. Трущобы от всего мира отгораживались суровыми, голыми деревьями, их ветки закрывали даже луну. Ночью по всему кварталу разносились крики и ругательства, а здесь такая приятная, манящая тишина, – в глазах девочки блеснули слезы, а по щекам потекли тонкие струйки соленой жидкости.

Чтобы взбодрить Кендис, Вивиана прижала ее к себе и весело сказала, пытаясь унять боль в голосе: – Как я тебя понимаю… Моему детству тоже не позавидуешь. Но все плохое, как ты видишь, закончились. Мы вместе, и вместе преодолеем все препятствия. Просто верь мне, – радостно засмеявшись, малышка последовала за своей спасительницей.

Беглянки уходили все дальше от своего убежища. Приветливая местность стала меняться, превращаясь в одинокую и пустую. Вивиана надеялась отыскать хоть один признак, что рядом есть жилые дома, но безрезультатно. Высокая трава полностью покрывала останки каменных развалин, царил неприятный запах отходов. Девушка совсем не знала этот город, и надеялась только на помощь Господа.