Внезапно все вздрогнули от раздавшихся криков и ругательств на ломанном английском. По дороге бежала какая-то худощавая полуголая женщина, от которой неимоверно веяло спиртным. На незнакомке болтыхалось разорванное, серое платье, в волосах запутались листья и обломки ветвей.

– А ну иди сюда, паршивая девчонка! – услышав эти слова, Кендис еще сильней прижалась к Вивиане, тихо прошептав: – Это она, моя мама, – по спине девушки пробежал холодок, когда она поднялась и посмотрела в глаза новоприбывшей. Словно сумасшедшая, женщина прокричала: – Отойди от моей дочки, мерзавка, иначе вырву твои волосы! – язык пьяной заплетался, но в словах сквозила ужасная ненависть и призрение ко всему живому.

Вцепившись двумя руками в платье Вивианы, испуганная девочка не подходила к нетрезвой матери, а лишь пролепетала: – Мамочка, иди, я скоро приду.

– Закрой свой рот, дрянь! Убежала от меня к какой-то шлюхе, а теперь извиняешься! Бегом подошла ко мне! Сегодня будет воспитательная беседа! Я расскажу отцу о твоих выходках! Отныне три дня проведешь без еды и воды, спать пошлю к собакам! – резко вырвав дрожащую руку Кендис у англичанки, Мутиа, схватив за волосы дочку, притянула ее к себе. Малышка завизжала, когда рука матери обрушилась на ее щеку. Девочка едва удержалась на ногах от пощечины. Вивиана бросилась к женщине, но Шарлеман вовремя схватил ее за плечи: – Довольно, уходим.

– Правильно, забирай свою подстилку! Пошли вон!

– Тетя, помогите! – закричала девочка, когда мать потянула ее по траве. Вскоре малышка замолчала от удара по губам, но продолжала вырываться.

Вивиана потемневшими глазами смотрела на ужасающую сцену. Она хотела броситься к женщине, отобрать у нее ребенка, но мсье де Гаррель крепко держал свою спутницу, понимая, что слабая девушка ничего не сможет сделать, если выйдут остальные нищие. Голос молодой женщины сорвался от нахлынувшей истерики. Вцепившись руками в плащ Шарлемана, она завопила от бессилия и боли. Кендис, эта маленькая, невинная девочка вновь отправилась в сущий ад, ее вновь потащили туда, где одна боль и страдания.

Леди Бломфилд бессильно осела на землю, покрасневшими глазами смотря туда, где совсем недавно раздавались крики малышки.

Домой мсье де Гаррель и его подруга вернулись поздно. Расстроенная и погруженная в свои мысли, Вивиана сразу же отправилась к себе, где, зарывшись лицом в подушку, долго неподвижно лежала, но потом все же дала волю слеза. Сердце дочери графа медленно обливалось кровью, когда она вспоминала невинную девочку, прозябавшую в грязных трущобах. Девушка все бы отдала, лишь бы вырвать Кендис из того ада, но она знала, что это невозможно. У малышки есть мать, и любое правосудие сразу же вернет ребенка родителям, не став даже разбираться.

Вивиана медленно поднялась с постели. У нее в голове все еще слышались крики малышки, и как бы молодая женщина не пыталась их заглушить, не получалось. Опустившись в кресло подле окна, девушка затушила одну единственную свечу, всматриваясь в окутанное сумерками небо. Вивиане понадобилось несколько минут, чтобы сбросить с себя остатки неглубокого сна. Поднявшись, англичанка проследовала к небольшой шкатулочке, стоявшей на столике из редкого красного дерева. Открыв маленький сундучок, молодая женщина несколько секунд грустно глядела на сложенный лист пожелтевшей бумаги. Это было письмо Джона, в котором он просил найти амулет, затерянный в пирамиде. Дрожащими руками развернув листок, Вивиана быстро пробежалась по нему глазами. Какой-то странный толчок в груди помог молодой женщине окончательно принять непростое решение. Она благодарна Шарлеману за помощь, но не более того. Девушка тяжело вздохнула. Она знала, что рано или поздно придет этот роковой миг. Люди, ставшие ее небольшой семьей на протяжении месяца, ничего не знали о ней. Леди Бломфилд в строжайшей тайне хранила цель своего визита в Египет, и не одна живая душа, кроме графа Оксфорда, ничего не ведала об ее секретной миссии.

Вивиана уселась за стол, достав чернила и бумагу. Девушка старалась сдержать слезы, но несколько соленых капель размазали аккуратные буквы. Она писала людям, которым не смогла сказать все в лицо. Первое письмо адресовалось Шарлеману: «Мсье де Гаррель, мне очень прискорбно, что все так получилось. За этот небольшой месяц мы стали маленький семьей и мне очень печально от того, что пришлось так покидать вас. В моей памяти всегда останется момент, когда я, испуганная и одинокая девушка, стала пассажиркой вашего корабля. Я знаю, что принесла вашей сестре неимоверное горе. Если бы не я, Джонни, возможно, остался бы жить на этом свете. Но прошлого не воротишь, и я благодарна вам, что вы помогли мне. Я не знаю, что ожидает меня в будущем, но Дамьетту я покину. Не ищите меня, не тревожьтесь. Мы неожиданно познакомились, неожиданно и расстанемся. Спасибо за все. Простите, если что-то не так. Прощайте.

Вивиана Бломфилд».

Молодой женщине пришлось приложить неимоверное усилие, чтобы не разрыдаться над письмом, адресованным Николет. Девушка писала быстро, неуверенно, но зато все слова шли от души: «Николет, возможно, прочитав это письмо, ты предашь его беспощадному огню, но все же я хочу, чтобы ты знала: я благодарная тебе за все. За поддержку, оказанную после изнасилования, за те добрые слова, что ты сказала, даже за это платье, что я оставляю на твоей кровати. Одно я знаю точно: мне нет прощения. Ты призираешь меня, ненавидишь. Да, я виновата, виновата в том, что сама того не ведая, искусила твоего покойного супруга.

Я не жду прощения, но прошу лишь об одном: когда твой сын подрастет, не говори ему, что папа умер из-за женщины, ведь мы обе знаем, что жизнь Джонни закончилась из-за меня, из-за его неразделенной любви ко мне. Да, пускай Шарлеман в то не верит, но от правды не убежишь, она навсегда поселилась в наших сердцах. Прощай».

Девушка грустным взглядом окинула комнату. Здесь, в этом новом доме, не было никаких ее вещей, кроме платья и украшений Кларис. Вивиана стала уверенно снимать наряд Николет и ее драгоценности, вновь облачившись в свой желтый, яркий туалет. В этом платье она встретила де Гарреля и Бруков, в этом и покинет. Спрятав сверток в потайном кармане корсета, молодая женщина, приоткрыв дверь, спустилась вниз. В этой ночной, мертвой тишине ее шаги казались оглушительными, и, слава Богу, что никакой слуга, страдающий бессонницей, не встретился у нее на пути.

Внезапно девушка напряглась, услышав быстрые шаги, доносившиеся из соседнего коридора. Спрятавшись за высокой статуей, Вивиана увидела, как двери одной из комнат приоткрылись, и через них выскользнула какая-то женщина в черном. Только благодаря белокурым кудрям, леди Бломфилд узнала Николет. Воспользовавшись моментом, молодая женщина поспешила в покои, оставив на кровати наряд и письмо. Взгляд девушки скользнул по портрету мистера Брука, на котором еще виднелись свежие слезы женщины. Вытерев их кончиками пальцев, Вивиана прошептала: «Прощай, Джонни, покойся с миром. Я не держу на тебя зла за ту ужасную ночь, за боль, что ты осознанно причинил мне. Я простила тебя, но и ты прости меня, прости мою мать. В ту роковую ночь призрак Софи пришел ко мне и все рассказал. Я не знаю, могут ли те, кто ушел из жизни, забирать живых, но матушка, наверно, может. Такова жизнь, ничего не поделаешь. Пусть ангелы примут тебя в свой рай навеки», – сглатывая слезы, Вивиана поспешно покинула комнату, боясь встретиться с миссис Брук.