Оказалось, что на Эланде несколько человек носят фамилию Клосс. Одна из них, Вероника Клосс, владеет квартирой и в Стокгольме. Это ее упомянула Грета.

Адрес, телефон – пожалуйста.

Он несколько мгновений смотрит на Милу и набирает номер – указательным, «спусковым» пальцем. Он не дрожит никогда.

Проходят несколько длинных сигналов.

– Урбан Клосс, – ломкий подростковый басок.

– Арон Фред. Могу я поговорить с Вероникой?

– Да, минуточку.

Значит, все правильно. Это та самая Вероника Клосс.

– Вероника Клосс, – ледяной женский голос.

Арон прокашлялся и рассказал, кто он и откуда звонит.

– Мы с вами родственники.

– Родственники? По какой линии?

Арон рассказывает, чувствуя, как с каждой минутой его шведский становится все свободней и свободней. Про Рёдторп у воды. Про Эдварда Клосса и свою мать, Астрид. Про Свена, как отчим взял его с собой в Ленинград. Как тяжело они работали…

Он останавливается. Дальше рассказывать не имеет смысла.

– Но мы родственники, – заключает он. – Эдвард Клосс – мой отец.

Молчание.

– Я кладу трубку. – И короткие, писклявые гудки.

Арон так и остался сидеть с зеленой телефонной трубкой в руке. Оглянулся на Милу:

– Разговор прервался.

Мила кивает.

– Дождемся тепла и поедем в Стокгольм, – говорит она. – Навестим твою родственницу Веронику. Это не телефонный разговор. Возьмешь свои старые бумаги, умница, что не выкинул. Возьмешь табакерку. Ты же брат ее отца.

– Не отца, а двоюродного брата отца. Я ей двоюродный дядя.

– Все равно. Близкие родственники. Они должны вернуть тебе твой хутор и твой участок.

Паулина не давала ни секунды передышки, уводила Лизу все дальше и дальше от взорванной скалы. Они уже подошли к каменной изгороди кемпинга.

Лиза решила, что Паулина спешит в свой кемпер, но она свернула, потащила Лизу дальше по дороге и остановилась на обочине.

– Аммонал… – спросила Лиза. – Это кто такой?

– Не кто, а что. Взрывчатка. Он выкопал туннель и заложил туда взрывчатку.

Лиза поморгала. Вопросов было множество, но она никак не могла выбрать, с чего начать.

Паулина посмотрела на пролив. Оттуда доносился звук лодочного мотора, но самого катера видно не было.

Потом Лиза увидела блуждающий свет фар. С юга к ним приближалась машина.

Паулина улыбнулась. Или показалось? Улыбаться вроде нечему…

Нет, не показалось.

– Успокойся, – сказала Паулина. – Теперь все хорошо.

Лиза все эти последние полчаса восхищалась собранностью и решимостью подруги, но что здесь смешного?

– Кто ты? – напрямую спросила она.

– Никакая я не литовка. Я из России. И зовут меня не Паулина. – Она покривилась брезгливо, произнося это имя. – Меня зовут Полина.

– По-у-лина?

Темно-синий «форд» остановился рядом, мотор тихо урчал.

Полина повернулась к Лизе и что-то сунула в ее дрожащую руку.

– Не Поулина, а Полина. Уезжай, – сказала она. – Уезжай поскорее домой.

И пошла к машине. Водитель потянулся и открыл ей дверцу В машине зажегся свет, и она его узнала.

Это был тот самый старик. Арон Фред. Он устало улыбнулся Полине, а она погладила его по щеке.

«Форд» развернулся. Проехал мимо ресторана – к выезду на шоссе.

Лиза осталась одна. Из кемперов один за другим вылезали отдыхающие и недоуменно спрашивали друг друга – что это был за грохот?

Она разжала ладонь – там лежал толстый, сантиметров пять, рулон шведских купюр по пятьсот крон.

Прижала руку к груди и подумала про отца. Про Силаса. Силасу нужны деньги. Ему нужны деньги, и это не кончится никогда.

Она сунула деньги в карман и пошла, ускоряя шаг, к кемперу Быстро собраться, покидать все – одежду гитару, диски – в машину и поскорее исчезнуть.

Полина была права. Надо исчезнуть до того, как появится полиция.

Арон остановил машину, и они поменялись местами. Он задержался немного и посмотрел на залив.

Темно. После драки с Кентом Клоссом и взрыва голова была сама не своя. Слух вроде бы не пострадал.

– Курган Клоссов накрылся, – сказал он по-русски. – Сама знаешь чем. И дом. И сарай на пляже.

– Я думала, ты погиб, папа… – прижалась к нему Полина. – Ты был так близко к бункеру…

– Я живучий, – улыбнулся Арон.

– А он?

Он. Арон за лето несколько раз тайно встречался с дочерью, но Полина ни разу не назвала Кента и Веронику Клосс по имени. Он и она.

– Нет. Он не такой живучий.

– Зато она… она очень даже живучая. Ведь она сидела в катере, ждала, пока Кент притащит твой труп. Они все спланировали. У него был пистолет…

– Я знаю. Это мой пистолет.

– Я слышала, как уходил катер.

– Значит, она осталась жива… Вероника?

– Да. Я слышала, как уходил катер.

Он несколько секунд помолчал, потом кивнул:

– Поехали.

Она выехала на шоссе и свернула на север. Не на юг, где с острова на континент переброшен мост, а на север. Туда, где остров заканчивался остроконечным мысом.

Навстречу не попалось ни одной машины. Когда дорога стала уже, Полина свернула на посыпанный утрамбованным гравием проселок. Остановилась в сосновых посадках и погасила фары.

Было уже почти два часа ночи. Она еще с вечера перенесла все свое имущество из кемпера в багажник. Достала одеяла и опустила сиденье в лежачее положение.

Только когда Арон улегся на сиденье, он понял, насколько устал. Все тело после драки на скалах ныло и саднило.

Они молчали довольно долго.

– А дети? – тихо спросила Полина. – Дети-то ни при чем. Они не должны страдать от подлости взрослых. Ты ведь это понимаешь?

Арон продолжал молчать. Это была идея дочери – заблаговременно вывезти детей с виллы. Она проникла в их домики и усыпила хлороформом.

А потом сообщила отцу код отключения сигнализации.

– Я понимаю.

Лети… сколько детей он сделал несчастными в тридцатые годы… восемнадцати-, семнадцатилетние… иногда еще моложе. Применял «особые методы», выбивал признания, отправлял в лагеря… А сколько детей он, не моргнув глазом, оставил сиротами…