…Я уходил от Феликса, унося книги его новой поэмы. И думал о том, как сильно он изменился. «На какой он теперь станции? — размышлял я. — Какой Венере теперь служит? Какой новый амур в него вселился и им управляет?»

Тогда, в июне, я еще не слышал от него ни о Венере Оффен-де, ни об амуре Ульторе. Но предчувствовал и боялся.

Третий этап

Эдий Вардий продолжал рассказывать:

XVIII. — В начале июля Феликс исчез из Рима. Вместе с ним исчезла Юлия Младшая, половина ее слуг и некоторые из друзей Феликса: Кар, Секст Помпей, Север и Флакк.

Скоро всё объяснилось. Внучка Августа отправилась на летний отдых в Байи.

Ты бывал в Байях?.. Ах да, прости, я забыл, что ты нигде в Италии не был… Байи — это к югу от Рима, между Неаполем и Мизенским мысом. Байи — место прелестное и, пожалуй, самый модный морской курорт: мраморные дворцы с обширными портиками, глядящими в голубые воды залива; рощи с блистающей листвой, под сенью которых журчат фонтаны и живут бронзовые и мраморные боги; озера, усыпанные разноцветными лодками, днем и ночью оглашаемые музыкой и пением; розы повсюду — в садах, на лугах, лепестки на воде и в бокалах вина; байские багрянки и лукринские устрицы — нет на свете ничего вкуснее, когда они только что выловлены!

Но:

В Байи уехала ты Пенелопой, а вернулась Еленой.

Увы, не ко мне,

— так у Тибулла.

А вот у Проперция:

Только как можно скорей покинь ты развратные Байи:

Многих к разлуке привел берег злокозненный их.

…Место и вправду развратное.

Так зачем туда отправили Юлию, которую в Риме ограничивали и охраняли? — Ливия так решила. Ссылаясь на врачей, она стала убеждать своего мужа, что Юлии необходимы сернистые ванны: они, дескать, лечат от бесплодия; и если Август собирается во второй раз выдать внучку замуж, ее надо заранее к этому готовить, а Байи по всей империи славятся своими целебными минеральными источниками. Цезарь, как мне рассказывали — не важно кто: источник надежный — Август сначала ничего жене не ответил, ушел в кабинет, скоро вернувшись оттуда с «Наукой» Пелигна в руках.

«Послушай, — сказал он и прочел:

Что уж мне говорить о Байях и байских купаньях,

Где от горячих ключей серные дышат пары?

Многие, здесь побывав, уносят сердечные раны:

«Нет, — они говорят, — эта вода не целит!».

А Ливия, мудрейшая из женщин, ему ответила: «Целит, еще как целит. Спроси у Цельса… А с Юлией мы отправим нашего поэта. Пусть он следит за ее поведением. И заодно пусть напишет элегию или оду не о праздном волокитстве и сердечных ранах, а о целебных свойствах горячих ключей».

Август, говорят, усмехнулся и поцеловал Ливию.

Вот Феликса и отправили.

Юлию поселили на вилле, принадлежавшей когда-то Юлию Цезарю. Вилла была просторной и с трех сторон огороженной мощной стеной, — стену возвел не божественный Юлий, а Август, к которому вилла перешла по наследству. Четвертая сторона виллы выходила на залив и, как у Горация, «берег вынесли в море», то есть настлали плиты, насыпали землю, устроили небольшую набережную и купальни. Дышать морским воздухом и прогуливаться можно было, не выходя с территории. Феликса поселили во флигеле, предписав ему ежедневно продолжать занятия со своей ученицей. Он же должен был сопровождать ее на каждое купание в сернистом источнике. Выбрали ближайший источник и не только во время Юлиных купаний, но вообще никого туда не пускали, с июля по сентябрь.

Прогулок по улицам города не совершали. Лишь один раз, с Юлией в закрытом экипаже, в большой компании и в сопровождении многих телохранителей, устроили поездку на Лукринское озеро.

В соседних виллах, по обе стороны от Цезаревой, разместились: справа — Валерий Барбат с Домицией Лепидой, слева — Гней Агенобарб с Луцией Домицией; Ливия уговорила их провести лето в Байях, чтобы «маленькая вдова не грустила» — так она выразилась и так, «маленькой вдовой», часто называла свою внучатую падчерицу.

Сама Ливия лишь раз навестила Юлию, пробыла несколько дней и уехала. Но в Байи по ее поручению наведывались самые разные люди: Фабий Максим с Марцией, Марция без Фабия, но с Руфиной и с Планциной, Антония Старшая с мужем Луцием Агенобарбом, Домиция, сестра Домиции Лепиды, с мужем своим Пассиеном Криспом; несколько раз приезжал и осматривал Юлию новый придворный врач, Цельс Альбинован.

Так что, хотя Юлия и находилась под строгим присмотром, скучать ей не приходилось: утром — горячие источники, потом — увлекательные занятия с Феликсом, после полуденного прандия — освежающий сон, после сна — прогулки по саду с Феликсом же, с соседями-родственниками, с прибывшими из Рима Ливиными эмиссарами, вечером — веселые трапезы, что называется, в узком кругу.

На эти трапезы почти всегда приглашались уже знакомые нам друзья Феликса, успевшие стать и друзьями Юлии, те из них, которые на летние месяцы перебрались в Байи. То были: Публий Кар, приехавший с Гнеем Домицием, Секст Помпей, державшийся Марка Барбата. Вскорости приехал и прилепился к Помпею и к Кару Луций Помпоний Флакк, младший брат Помпония Грецина. Отдельно прибыл, отдельно поселился, но часто приглашался на обеды к Юлии сенатор Корнелий Север.

Аттик ни разу не приехал — он брезговал Байями и их атмосферой.

Брут Байи любил, но из-за каких-то важных дел никак не мог вырваться из Рима.

Почти одновременно с Юлией, тоже в начале июля, в Байи на собственной роскошной либурне приплыл из Остии Децим Силан. Его небольшая, но очень уютная вилла располагалась в нескольких стадиях от Цезарева поместья. Он несколько раз навестил Юлию — раза два-три, не более, — а после исчез, ни с кем не попрощавшись. И либурна его ушла, но не на север, а на юг, в сторону Сицилии. Он, однако, предоставил в услужение Юлии своих рабынь и рабов; услугами их нередко пользовались по различным надобностям, так как собственных слуг у Юлии явно не хватало — половина из них осталась в Риме, чтобы вести городское хозяйство.

XIX. — Мне самому, — продолжал Гней Эдий, — мне удалось вырваться из Рима лишь за несколько дней до праздника Конса, в середине секстилия… Не только у Брута были дела. У меня тоже были. И такие, знаешь ли, вроде бы, небольшие, но неотложные, и одно за другим, причем неожиданно возникали и требовали, чтобы я их решал… Но я их, слава богам, разгреб и отправился в Байи, пока другие заботы не навалились.

В середине секстилия снять виллу в Байях совершенно невероятно. Но в Байях, как я упоминал, был наш общий с Фениксом друг, Публий Кар. Он меня радостно пригласил на свою виллу.

Кар жил весьма далеко от Юлии. Но не это было основным неудобством. Намного сильнее мне докучали навязчивая общительность Кара и его постоянное, неусыпное внимание к Феликсу. На вилле у Юлии он ни на шаг от Феликса не отходил. Когда же мы покидали Цезарево поместье, Публий прямо-таки приклеивался ко мне и заводил разговоры… О чем мы только не разговаривали! Он был готов говорить на любую тему. Больше любил, чтобы я говорил. Когда же я замолкал, он начинал задавать мне вопросы. Когда я на его вопросы переставал отвечать, он сам начинал рассуждать. Когда он уставал от своих рассуждений — такое редко случалось, но иногда боги посылали ему усталость, а мне дарили тишину и молчание — тогда он огорчался, как малый ребенок, и горестно восклицал: «Что ж мы всё время молчим! Неужели нам не о чем поговорить друг с другом?!»