— Бросьте пистолет!.. Руки за голову!.. — предпринял последнюю попытку вразумить Веру охранник.

— Да пошел ты! — проскрежетала она сквозь зубы, не в силах оторвать глаз от испуганно сжавшейся Ольги. — Потрясись, чтоб тебе минута за год показалась!

Но охранник не отставал.

— Делаю предупредительный выстрел вверх! — громко выкрикнул он. — Второй будет по вас!

Мажордом напрягся: «Только бы Верка не отбросила пистолет!..»

Его опасения оказались напрасными, Вера захотела покуражиться над Ольгой до последней минуты… Ну и покуражилась!..

Охранник, подняв руку, выстрелил вверх. Вера вздрогнула всем телом и рухнула на пол.

Константин бросился к ней, приподнял и почувствовал на ее спине кровь. Он в ужасе одернул обагренную руку.

Охранник с открытыми до предела глазами смотрел то на Веру, то на свой пистолет.

А в это время стрелявший в Веру ловко проскользнул к выходу. Бойцы мажордома, влившиеся в толпу любопытных, обеспечили ему коридор безопасности.

«Ну, на этот раз, надеюсь, финита ля комедиа, — подумал Евгений Рудольфович. — А то уж больно живучая тварь!»

Кирилл подбежал к Ольге и обнял ее за плечи. Константин молил вызвать «скорую».

— Уже вызвали! — успокаивали его.

Кто-то склонился к Вере и, пощупав ее пульс, обречено махнул рукой.

— Мертва!

— Что?! — взревел Константин. — Что?! — Глухие рыдания сотрясли его.

— Я врач, — пояснил тот. — К сожалению, она мертва!

Константин в полном безумии покрывал лицо Веры поцелуями.

Ольга, вжавшись в Кирилла, пыталась поскорее пройти мимо него, но окружившие Лунева с трупом Веры на руках никак не хотели расступиться. Край платья Ольги зловеще потемнел от крови Веры. Кирилл посмотрел на нее.

— Ты удовлетворена? — шепотом спросил он.

— Почти! — с какой-то пустотой в голосе ответила она.

Они сели в машину и за всю дорогу не произнесли ни слова. Ольга словно окаменела, а Кирилл не мог прийти в себя от хитрости и ловкости мажордома.

«Со сложенными на животе руками на глазах у всех убить человека!..»

_____

Яркий миг лета с неотвратимой неизбежностью сменился осенью.

Звезда балета Денис Лотарев был отравлен в конце театрального сезона на премьере спектакля, его убийца будет изобличен тоже на премьере спектакля. Так решил детектив Мелентьев и поэтому деятельно, словно артист, готовился к открытию нового сезона.

Уже повсюду были развешаны афиши: «Премьера балета «Олимп» в постановке Аркадия Бельского, солисты: Марина Купавина, Ксения Ладогина, Феликс Волохов, а внизу черными буквами: посвящается памяти Дениса Лотарева».

Кирилл, скрупулезно проверяя детали, подолгу рассматривал свой мысленный кристалл. Теперь он был совершенно прозрачным, и все действующие лица были ясно обозначены, ни одного темного пятна. Но самый главный козырь детектива находился в шкафу, в большой синей коробке, поверх которой лежал пышный батистовый платок.

«Ну что ж, все готово: действующие лица и реквизит, — удовлетворенно отметил Кирилл. — Можно поднимать занавес!»

* * *

Оплакивая нелепую гибель Веры, Лунев тем не менее поддался на уговоры мажордома выступить с концертами, посвященными ее памяти. Он отправился на гастроли в США.

— Перенесенное несчастье внесло особые переливы в тембр его голоса, — всякий раз подчеркивал журналистам Евгений Рудольфович.

С огромного экрана, установленного на сцене, на зрителей смотрела синеглазая русская красавица. Неподдельное горе Константина, звучавшее в его голосе, производило на публику ошеломляющее впечатление. Песни, исполняемые Луневым на чистом английском, сделали его несчастную любовь любовью всей Америки. Он стал одним из них!..

Мажордом готовил его к триумфу, но такого взрыва восторга даже в глубине своего сердца певец не ожидал.

Евгений Рудольфович от сознания собственной важности расплылся еще больше. Перед ним заискивали, ему предлагали контракты, которые он, внимательно выслушав, отклонял. Пока, наконец, не указал Луневу, какой следует подписать.

— Все, Костик, ты уже больше не принадлежишь себе. Ты принадлежишь мировому шоу-бизнесу, — торжественно произнес он, а про себя добавил: «И мне!»

Но Константин слушал его не особенно внимательно, он был занят проектом надгробия Веры. В каждой песне он звал ее и тщетно надеялся, что однажды она отзовется.

— Это у него пройдет, — уверял журналистов Евгений Рудольфович. — Глубокая меланхолия не в натуре Костика. Подождите немного, и к вам вернется сверкающий радостью жизни, совершенно новый Константин Лунев. Любовные переживания — одни из самых коротких на свете, — подчеркивал он. — Поначалу они настолько мощны, что потом уже просто не хватает сил продлевать их мучительное очарование.

Настроение у мажордома было отличное. Забываясь, он даже причмокивал губами от удовольствия, будто только что съел что-то чрезвычайное вкусное. Впрочем, так оно и было. Он «проглотил» Баркаса. Причем даже не по частям, а сразу — целиком.

Узнав от Ольги о гибели Веры, Баркас воспрянул духом и решил, что ему тоже пришло время действовать. Он связался с одним преданным ему человеком, который тут же продал его Евгению Рудольфовичу. Баркасов доверительно сообщил, что собирается приехать в Россию, и просил встретить его на польско-белорусской границе.

«Пора навести порядок в Москве!» — думал он, садясь в «Мерседес», который заранее подогнал его верный человек.

Сначала раздался оглушительный взрыв, и в ту же секунду бешеное пламя охватило разлетевшуюся на куски машину. «Баркас готов!» — поспешил сообщить человек мажордому.

Евгений Рудольфович облизал губы от приятного известия. «Несогласного судьба тащит насильно», — тонко усмехнулся он, вспомнив знаменитое изречение, и подтвердил: — Тащит! Согласно указаниям более умных и ловких!»

* * *

Кирилл вошел в театр, в котором перед премьерой творилось что-то невообразимое. Схватившийся за голову Бельский, казалось, решил измерить ногами всю сцену; кордебалет испуганно прижался к заднику; рабочие стучали молотками; новый занавес, вздуваясь, будто парус во время шторма, никак не хотел вешаться.

Марина в оранжевой тунике, со спиной, перевязанной свитером, и в шерстяных чулках о чем-то говорила с Феликсом, одетым в черное трико. Время от времени они замирали в аттитюдах или Марина взлетала в поддержке.

Ксения Ладогина в белом хитоне, отделанном золотым кантом, и прической римской матроны появилась на сцене в сопровождении Севы. Он то и дело пропускал Ксению вперед и придирчиво рассматривал ее костюм. Ладогина раздраженно передернула плечами: «Что за базар?» — перевел ее движение Кирилл, притаившийся в бархатной черноте зала.