Одиссей почувствовал, что может угадать, кто именно является любознательным ташкентцем и по совместительству археологом-любителем, о котором идёт речь, и не ошибся. Им действительно оказался уже упомянутый хранителем Кенингсон. Оказывается, он являлся местной достопримечательностью. Впрочем, эта фамилия была достаточно хорошо известно научной общественности далеко за пределами Ташкента.

Москвич решил, что обязательно должен встретится с этим человеком. Хранитель дал ему адрес, но предупредил, что Кенингсон слывёт экстравагантным оригиналом. Параллельно с наукой он увлечён спиритизмом, знается с местными колдунами и гадалками. Так что, отправляясь к нему в гости, надо быть готовым к любым неожиданностям…

Адольф Карлович Кенингсон и вправду оказался большим оригиналом.

– Извините, но по гороскопу у меня сегодня не лучший день для новых знакомств, так что приходите лучше в другой раз, – без обиняков объявил Лукову хозяин дома. Это был барственного вида господин лет этак так сорока пяти, умеренно полноватый, как большинство мужчин его возраста и общественного положения. По его немного медлительным вальяжным манерам и выражению лица было видно, что он привык к поклонению окружающих. Крупную лысую голову Адольфа Карловича венчала круглая вязаная шапочка, лицо было дряблым, но черты его были благородны, даже скульптурны. Чувственные губы были растянуты в непонятной полуулыбке, которая не показалась Лукову особо любезной. Одиссей понял, что дальше передней его в любом случае не пустят.

Между тем в квартиру постоянно прибывали гости. По обрывкам оброненных ими на ходу фраз, предвкушающим выражением лиц чувствовалось – этим вечером здесь действительно намечается нечто многообещающее. А его выпроваживали вон! Было от чего прийти в уныние.

Однако на улице Лукова ожидала удивительная удача в образе спешащей мимо семейной пары. Эти двое – муж и жена направлялись в дом, из которого Лукова только что не слишком вежливо выставили!

Они равнодушно прошли мимо Одиссея, хотя в прежние годы частенько бывали в гостях у Луковых, да и сами с удовольствием принимали старого университетского профессора и его сына в своей уютной квартире на Софийской набережной. Они просто не узнали его! Хотя Одиссей узнал их мгновенно.

Лишь пройдя ещё несколько шагов, супруги остановились и разом оглянулись. Некоторое время оба всматривались в лицо Одиссея….

Через мгновение женщина вскрикнула: «Боже мой!», и закрыла рот рукой. Её муж, сутулый господин тоже изменился в лице и сочувственно закивал.

– Вот во что нынешнее проклятое время может превратить интеллигентного человека! – грустно продекламировал он высоким трагическим голосом.

Одиссей действительно был похож на солдата-узбека: сильно похудевший, почерневший от южного солнца, остриженный наголо ещё во время прибывания в госпитале, в хэбэшной красноармейской форме, с солдатским вещмешком за плечами, в галифе и брезентовых сапогах.

Наконец, осознав свою ошибку, счастливые Раевские кинулись к молодому человеку. Начались объятия, поцелуи, взаимные расспросы, слёзы. Одиссей потерял их из виду примерно год назад. Последнее, что Луков слышал о Раевских, это то, что они отправились в Брест-литовск, чтобы оттуда выехать в Германию и далее в Париж, где у них имеются родственники. Но оказалось, что по дороге их поезд остановили бандиты. Потом Елена Модестовна заболела тифом. Пока Владимир Дмитриевич выхаживал супругу, до них стали доходить тревожные слухи, что хрупкое перемирие на границе нарушено, и в прежнем направлении ехать теперь нельзя. Тут подвернулась возможность отправиться из промозглой голодной русской осени в солнечную изобильную Азию. Так Раевские оказались в Ташкенте.

Выяснилось, что хозяин этого не слишком гостеприимного к Лукову дома является их дальним родственником. В общем-то не бог весь какая родня, как говориться «седьмая вода на киселе», но для приехавших в чужой город без денег беженцев это оказалось спасением. Адольф Карлович Кенингсон принял Раевских очень радушно. В Ташкенте этот старорежимный чиновник в небольшом чине был фигурой значительной. Правда, недоброжелатели называли его городским сумасшедшим за фанатичную, порой доходящую до безумия страсть к науке и коллекционированию исторических редкостей. Действительно, на свои увлечения Кенингсон потратил всё своё состояние. Но ему удалось сплотить вокруг себя группу единомышленников и основать кружок любителей археологии, или как гордо именовал его сам учредитель «Вольное общество свободных диггеров». Название происходило от английского глагола «диг» – «копать», «рыть», так как немалую часть времени члены кружка проводили с лопатами в руках на раскопках. Кенингнсон сам разработал устав Общества. Его члены – в основном представители провинциальной интеллигенции (хотя в клубе состояли даже паровозный машинист, приказчик и слесарь) были «обречены», как «сельские врачи» быть специалистами широкого профиля. Каждый из «вольных археологов» со временем стал лингвистом, этнографом, географом, нумизматом и историком.

Клуб стал первым востоковедческим научным центром в Центральной Азии, изучавшим, помимо археологии, ещё историю, этнографию, географию, языки народов Туркестана и сопредельных стран. Все экспедиции клуба Кенингсон финансировал из собственного кармана. На свои же деньги он издавал научно-литературный сборник «Средняя Азия» и журнал «Среднеазиатский Вестник».

Надо сказать, что Адольф Карлович был чрезвычайно образованным человеком. Однако знания свои он получил по большей части вне университетских аудиторий. После окончания классической гимназии он всего два курса проучился в казанском университете. А затем, поддавшись страсти к путешествиям, недоучившийся студент отправился бродяжничать и набираться впечатлений. Где он только не побывал! Объехал почти всю Европу, долго жил в Париже, потом в Берлине, перепробовал множество профессий. В Индии молодой человек тяжело заболел малярией и чуть не умер. Причём в ходе болезни у него возникли психические нарушения, от которых потом пришлось долго лечиться. Вообще странствия и связанные с ними опасности подточили сильный молодой организм, и с вольной жизнью пришлось завязать. Вернувшись на родину, Кенингсон с большим трудом выхлопотал себе место мелкого чиновника – письмоводителя в Департамента земельных имуществ. О том, чтобы вернуться в университет и речи небыло.

Зато в последующие десятилетия он усердно восполнял недостаток знаний самообразованием, прочитал горы книг, без чьей-либо помощи овладел десятком восточных и западных языков. Но даже не смотря на столь впечатляющие успехи, психологический комплекс недоучки преследовал недоучившегося студента долгие годы. В предисловии к своей нашумевшей работе «Древности в окрестностях города Ташкента» Кенингсон скромно называл себя простым любителем – «копателем» археологических фактов, отмечая, что желает собираниями сырого материала, «черновой работой» принести хотя бы малую пользу науке, представляя делать выводы и заключения настоящим учёным.

Впрочем, несмотря на такую застенчивую оценку собственной деятельности «скромный любитель» не отказывался от почестей, которыми с некоторых пор его щедро вознаграждали не только публика и пресса, но и строгое научное сообщество.