Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Культурная элита отечества
— Всеволод Алексеевич, вы не можете отказаться от участия…
— В смысле «не могу»?
Он специально громкую связь включил, чтобы Сашка разговор слышала. Мол, чтоб потом не говорила, что он за её спиной договорился, а её перед фактом ставит. Однако Сашка и так всё прекрасно слышит, она же рядом лежит, пытается книжку читать. Книжка не лезет совершенно. Ей вообще хочется спать, потому что за прошедшую ночь она спала от силы часа два, и те с перерывами. У Всеволода Алексеевича случилось всё и сразу: вечером он тяжело дышал, долго не мог уснуть, в итоге кололи лекарства от астмы, потом среди ночи резко поднялся сахар. Сахар приводили в норму часа два, после чего Сашка уже боялась засыпать. Посидела с Тумановым, пока он не задремал, потом ушла на кухню готовить завтрак и заодно обед, отмывать плиту и просто пить чай, не забывая время от времени заглядывать в спальню и проверять сокровище.
Ничего удивительного, что сразу после завтрака они оба вернулись в постель: Всеволод Алексеевич с планшетом, Сашка с книжкой и планами доспать. Телефон зазвонил как всегда невовремя.
— Так почему я должен, объясните мне? Ну и что? Да хоть Министр культуры. России, я имею в виду, а не вашего замечательного края. Сколько? Кхм… Щедро…
Сашка только головой качает. Они же, предполагаемые заказчики выступления, его не видят сейчас. Бледный из-за недосыпа, под глазами глубокие тени, волосы сильно отросли и рассыпаются в разные стороны. В очках и с двухдневной щетиной — не было утром сил ещё и бриться. Вот сейчас только ехать куда-нибудь и выступать, ага.
Но Сашка молчит, хотя услышала и предложение организаторов, и щедрую сумму, и искорку интереса в замученном голосе Туманова. Пусть сам решает, она уже устала бороться. И ещё неясно, стоит ли. Да, он тратит слишком много сил, но и откуда-то берёт эти силы, когда впереди маячит поездка и выступление. А когда ничего не маячит, он или на диване в зале тюленит, или вообще в спальне в кровати. И ему чаще нездоровится, и настроения нет что-то делать.
— Я подумаю, перезвоните мне через… Да? Ну хорошо, мы будем. Размещение и сопровождение на двоих. Александра Тамарина. Вам какая разница, кто она? А, по тендеру провести. Ну пишите, что директор.
— Какой быстрый карьерный рост, — хмыкает Сашка, когда он откладывает телефон. — И куда едем?
— В один прекрасный трудовой город, — сценическим голосом начинает Туманов, ухмыляясь.
— Где живут самые красивые девушки на свете, — в тон ему продолжает традиционную речь Сашка. — Что надо делать за столь щедрый гонорар?
— Появиться в финале конкурса, раздать дипломы, назвать победителей и спеть несколько песен в завершении фестиваля. Дел минут на сорок. Ну дорога, переночевать придётся.
— Конечно придётся! Вы же не собираетесь одним днём ехать, спать в самолёте.
— Раньше и не такое бывало, — хмыкает Туманов, но ловит её серьёзный взгляд и качает головой. — Не собираюсь, Сашенька. Пошли собирать чемоданы.
— Да успеется, давайте поспим, — Сашка сползает по подушке. — Меня просто выключает.
— Не успеется, детонька. Финал конкурса уже завтра. Вылетать надо сегодня. Ну или завтра утром. Надо рейсы посмотреть. Не делай такие большие глаза. У них там другой артист выступать должен был, но он в последний момент отказался.
— А, ясно, — кивает Сашка. — А вы, значит, на замену. Самого молодого нашли.
— Самого безотказного, я бы сказал. Или политически надёжного. Ну они и двойной гонорар предлагают за срочность.
Он уже сидит в постели, хотя ещё полчаса назад стелился по ней ковриком. Вполне бодрый и решительно настроенный. Уже, видимо, не штормит от высокого сахара и недосыпа, уже всё у него хорошо. Снова позвали, снова нужен, снова готов в бой. Ну и славненько. А Сашка в самолёте поспит.
— Что вам брать? Просто концертное или торжественно-концертное? И какая там, чёрт возьми, погода? Куда мы вообще летим-то? У вас славных трудовых городов примерно штук сто.
— И везде самые красивые девушки! — веско добавляет Туманов и бодро встаёт.
Сашка сползает за ним. Далеко не так бодро.
* * *
— Город в зелени садов, славный город трудовой, — декламирует Сашка, вылезая из машины. — Да, Всеволод Алексеевич?
Она бы и пропела, но зачем Туманова нервировать.
— Радуйся, что не Мытищи. И вообще ты зря иронизируешь, вполне трудовой город. В отличие от нашего Прибрежного, например. Чемоданы!
Водитель смотрит на него недоумевающе.
— Я открыл багажник.
— Достань, — чеканит Туманов. — Будь любезен.
Да уж, сервис на грани фантастики. Вспоминается рассказ Тони, как на каких-то гастролях им попался вот такой же нерасторопный то ли водитель, то ли помощник. Словом, оказалось, что чемодан костюмера, самый большой и тяжёлый, потому что в нём все костюмы и собственный утюг, поднести некому. «И Туманов его сам подхватывает, представляешь, — рассказывала Тоня с поблёскивающими в тихом восхищении глазами. — В одной руке его чемодан, собственный, во второй мой. Все обалдевают, весь коллектив. Мол, да вы чего, Всеволод Алексеевич. А он как рявкнет: «А я что, не мужик?».
Интересно, сколько лет назад это было. Сейчас, если приходится выбирать между красивым жестом и собственным здоровьем, он выберет здоровье. И правильно сделает.
Водитель вытаскивает чемоданы, ставит возле машины. В гостиницу их заносить, конечно, не собирается.
— Свободен, — царственно кивает ему Туманов, даже не заметивший, что пандуса на ступеньках гостиницы нет.
Ладно, там три ступеньки, можно и дотащить, не так уж много у них вещей.
— Могли бы и лучше встречать вас, такого легендарного, — ворчит Сашка, поднимаясь следом за ним.
— Ну да, надо было, чтобы губернатор лично ковровую дорожку раскатывал, — хмыкает Туманов. — Бизнесом долетели, приличной машиной доехали, уже хорошо. А губернатора мы завтра ещё увидим, можешь мне поверить.
На ресепшене одна-единственная девушка, которая так рада их видеть, что даже не ищет бронь в компьютере. За полсекунды сканирует паспорта и выдаёт ключи.
— Ваш норме на втором этаже. Вот сюда, по лестнице.
— А лифт?
— Не работает, — и мило улыбается!
Сашка тяжко вздыхает. Всеволод Алексеевич после самолёта как-то сильнее захромал. Дома было более-менее, в аэропорту тоже. А посидел три часа в одной позе и всё, заметно подволакивает ногу.