Но кто же был этот узник? Это была страшная государственная тайна, но все в России знали, что узником был русский император Иван Антонович, проведший в заточении почти четверть века. 25 ноября 1741 года цесаревна Елизавета Петровна свергла Ивана Антоновича. После этого начался крестный путь семьи Ивана Антоновича по тюрьмам. Сначала их держали под Ригой, потом в Воронежской губернии, в Раненбурге. Здесь родителей разлучили с четырехлетним мальчиком. Под именем Григория капитан Миллер повез его на Соловки, но из-за осенней непогоды добрался только до Холмогор, где его поместили в бывшем доме местного архиерея. Здесь, в Холмогорах, мальчика и посадили в одиночную камеру, и отныне он видел только слуг и охранников.

О бывшем императоре Иване Антоновиче было запрещено даже упоминать. Только за произнесение имени «Иванушки» (так его называли в народе) следовали пытки в Тайной канцелярии и ссылка в Сибирь. Его имя было запрещено упоминать в государственных бумагах и в частных разговорах. В борьбе с памятью о своем предшественнике императрица Елизавета Петровна прибегла к удивительному, но, впрочем, знакомому нам способу борьбы с исторической памятью. Императорским указом было предписано изъять из обращения все монеты с его изображением, уничтожить все портреты императора Ивана. Если среди тысяч монет, привезенных в казначейство в бочках, обнаруживался рублевик с изображением опального императора, каждый раз начиналось следствие. Всем было предписано вырвать титульные страницы книг, посвященных императору-младенцу, предписано собрать все до последнего опубликованные указы, выдрать из всех государственных сборников и журналов учреждений все протоколы и докладные записки с упоминанием имени Ивана VI Антоновича. Эти бумаги были тщательно запечатаны и спрятаны в Тайной канцелярии. Так в русской истории образовалась огромная «дыра» с 19 октября 1740 года, когда он вступил на трон, и до 25 ноября 1741 года. По всем бумагам получалось, что после окончания царствования императрицы Анны Иоанновны сразу же наступило славное царствование Елизаветы Петровны. Ну, уж если никак было нельзя обойтись без упоминания о времени правления Ивана VI, то прибегали к эвфемизму: «В правление известной особы». В 1888 году историки опубликовали два огромных тома бумаг царствования Ивана Антоновича. Это была своеобразная документальная «фотография» эпохи.

Анна Леопольдовна с императором Иваном Антоновичем на руках.

Однако, как обычно в России, самая большая тайна была всегда известна всем. Стоило только побывать на холмогорском или шлиссельбургском базаре. Там или в ближайшем кабаке за полуштофом водки любопытствующему сразу же рассказали бы, кого так тщательно оберегают в тюрьме и за что. Все ведь давно знали, что держат Иванушку за верность «старой вере», и страдает он, естественно, за народ. Известное дело, за что же так мучить человека?

Этот «династический грех» не давал покоя ни Елизавете Петровне, ни пришедшему ей на смену Петру III, ни Екатерине II. И все эти самодержцы непременно хотели увидеть таинственного узника. Так случилось, что в своей жизни Иван Антонович видел только трех женщин – свою мать правительницу Анну Леопольдовну и двух императриц! Да и то Елизавета при встрече с ним в 1757 году (Ивана привезли в закрытой кибитке в Петербург) была одета в мужское платье. В марте 1762 года император Петр III сам отправился в Шлиссельбург, под видом инспектора вошел в камеру узника и даже разговаривал с ним. Из этого разговора стало ясно, что узник помнит, что он совсем не Григорий, а принц или император. Это неприятно поразило Петра III. Он-то думал, что узник сумасшедший, беспамятный, больной человек. Екатерина II, придя к власти, тоже, движимая любопытством, отправилась в Шлиссельбург в августе 1762 года, чтобы посмотреть на секретного узника и, возможно, поговорить с ним. Нет сомнения, что Иван Антонович производил тяжкое впечатление на посетителей своим диким видом, его жизненный опыт был деформированным и дефектным. Двадцать лет заключения в одиночке искалечили его. Ребенок – не котенок, который и в пустой комнате вырастает котом. Четырехлетний же малыш оказался заброшен людьми, никто не занимался его воспитанием, он не знал ласки, доброты, и вообще… он жил в клетке. Известно, что офицеры охраны, люди невежественные и грубые, со зла и от скуки дразнили Иванушку, как собаку, били его и сажали «за непослушание» на цепь. Как справедливо писал М. А. Корф, автор книги об Иване Антоновиче, «до самого конца жизнь его представляла одну нескончаемую цепь мучений и страданий всякого рода». И все же, в глубине его сознания навсегда сохранилась память о раннем детстве и страшной, похожей на сон истории его похищения и переименования. В 1759 году один из охранников сообщал в своем рапорте: «Арестанта, кто он, спрашивал, на что прежде сказал, что он человек великий и один подлый офицер то от него отнял и имя переменил». Как тут не вспомнить капитана Миллера, отнявшего ребенка у родителей в 1744 году и назвавшего мальчика Григорием. Позже Екатерина писала, что она приехала в Шлиссельбург, чтобы увидеть принца и, «узнав его душевные свойства, и жизнь ему по природным его качествам и воспитанию определить спокойную». Но якобы ее постигла полная неудача, ибо «с чувствительностью нашею увидели в нем, кроме весьма ему тягостного и другим почти невразумительного косноязычества (Иван сильно заикался и, чтобы внятно говорить, поддерживал рукой подбородок. – Е. А.), лишение разума и смысла человеческого». Поэтому, считала государыня, никакой помощи несчастному оказать невозможно, и для него не было ничего лучшего, как остаться в каземате. Вывод о безумии Иванушки делался не на основании исследований врачей, а по донесениям охраны. Какими психиатрами бывают охранники, мы хорошо знаем из советской истории. Профессиональные же врачи к Ивану Антоновичу никогда не допускались. Словом, гуманная императрица так и оставила узника догнивать в сырой, темной казарме. Третьего августа 1762 года, после отъезда императрицы из Шлиссельбурга, охранники секретного узника, офицеры Власьев и Чекин, получили новую инструкцию.