Моя копия безумна. Они с Габриэлем оба не в себе. Я вижу по их глазам. В них слишком много демонов. Они их поработили.

«Ты могла быть такой же», – шепчет мой демон. Ему тоже страшно – так же, как и мне.

– Роза, это некультурно, – укоризненно говорит Габриэль. – Перестань. Слезь с него. Какой пример ты подаешь младшей сестре?

– Мне интересно, он такой же, как брат, или другой? – звонко хохочет она, запуская пальцы в его черные волосы. – Да-да, малыш, это я играла с Андреем. Честно, он был абсолютно никаким, – шепчет она на ухо Матвею. – Скучный, глупый и неискушенный. Он так меня раздражал. У него было все – и семья, и деньги, и положение, а он решил стать современным нигилистом. Все время скучал и думал о тщетности бытия. При этом даже целоваться нормально не умел. Пришлось всему его учить. Зато он был так в меня влюблен, что поверил в мой спектакль и отдал за меня свою жизнь.

Матвей дергается всем телом. Роза падает с его колен на пол и хохочет еще звонче. Габриэль помогает ей подняться и заботливо отряхивает платье. Я смотрю на Матвея, и моя душа разрывается от боли. Ему плохо – в глазах стекло слез, жилы на шее натянуты, словно струны, на лице – маска горя.

«Пожалуйста, держись!» – мысленно кричу ему я и снова молю:

– Пожалуйста, отпустите Матвея. Я отвечу за все свои грехи. Только его отпустите. Габриэль… Валентин! Пожалуйста! Я сделаю все что захочешь!

Я действительно готова на это.

– Ты и так сделаешь все, что мы захотим, сестренка, – пожимает плечами Роза, а Габриэль скорбно качает головой.

– Пожалуйста, пожалуйста, – прошу я в истерике. – Пожалуйста!

– Спасший убийцу должен быть наказан, Лилия. Что, не помнишь, как он вытащил тебя из огня? А ты, друг мой? – Габриэль поворачивается к опешившему Матвею. – Ты помнишь, как шестнадцать лет назад спас из огня маленькую девочку из дома по соседству? Девочку, которая убила своих родителей.

Глаза Матвея расширяются. Он что-то вспоминает. А я помню сон, в котором меня спас мальчик. Его мама назвала имя – Матвей. Быть не может. Я отказываюсь в это верить.

– Вы жили рядом с нами, в соседнем доме, – продолжает Габриэль. – Лиля все время играла с твоим младшим братом, и меня это злило. Со мной не играла, а с ним – пожалуйста. Я ужасно ревновал ее. Изредка пулялся в этого мальчишку камнями, ставил подножки, обзывал. Однажды ты это услышал и ударил меня. Даже носом кровь пошла. Помнишь, друг мой?

Матвей кивает. Ярость в его темных глазах смешана с безграничным удивлением.

– Как же я тебя ненавидел! Ты был сильным и смелым. А я – слабым и трусливым. Мне безумно хотелось тебе отомстить. И я подбросил под ваш забор мертвого щенка, – продолжает Габриэль. – Твой брат нашел его и горько плакал. А потом вы втроем он, ты и моя Лиля – хоронили его. Вы пытались переманить к себе Розу, но я не дал вам забрать у меня вторую сестренку. Впрочем, наверное, нужно все рассказать по порядку? – спрашивает безумец, заводя руки за спину, будто поэт.

Роза садится на пол у его ног, рассматривая свои ногти – каждый из них покрашен разным цветом. Мы должны выслушать его рассказ.

– Я начну издалека, – говорит Габриэль, подняв голову и глядя на изуродованные лики ангелов. С самого начала. И расскажу обо всем. Вам же отводится роль внимательных слушателей. Надеюсь, вам будет интересно.

У меня нет никакого интереса, только дикий, пронзающий насквозь страх и решимость спасти Матвея, а значит, я часами готова слушать байки этого сумасшедшего.

– Когда мне было пять, моя мама – кровная мама – покончила с собой. Она была отвратительной – такая красивая, молодая, похожая на Мэрилин Монро, пахнущая свежестью и цветами и при этом такая грязная. Лицо, подаренное ангелами. Сердце, изгрызенное демонами. – Габриэль вздыхает. – Она часто пила алкоголь – прямо из бутылки, но забывала, что я тоже хотел пить. Уходила куда-то, не помня о том, что я хотел есть. Когда я плакал, она запирала меня в темной комнате, кишащей чудовищами, и уходила. А я мог только кричать и бить кулаками в дверь, боясь, что чудовища затянут меня в свою нору под кровать и я стану таким же, как и они. Мне было так страшно, сестра, так страшно, что я хотел умереть, вздыхает Габриэль. – Я плакал, кричал, мочился под себя, а ей было все равно. «Мамочка, – умолял я. Прости меня, мамочка! Выпусти меня, я больше не буду плакать! Только выпусти». А ей было все равно – она пила и засыпала с включенным телевизором.

Иногда к маме приходили мужчины, и, когда они запирались в ее комнате, куда мне нельзя было заходить, я слышал ее крики. Сидел под столом, зажимал уши, рыдал – думал, что ее бьют, но сейчас-то я понимаю, что там действительно происходило. Это было так грязно, что только при одном воспоминании об этом мне хочется помыть руки.

Но все-таки иногда она была хорошей. Переставала пить и пускать домой незнакомых мужчин, вспоминала обо мне. Это были счастливые дни, – с теплотой в голосе вспоминает Габриэль. – Мы вместе гуляли, она читала мне книги и обещала увезти на море я всегда мечтал его увидеть. Наш дом был весь в цветах – она очень любила их и говорила, что я самый красивый цветочек на свете. Это было так мило. Еще мама красиво рисовала, и второй моей мечтой было рисовать так же, как и она. Жаль, что таких светлых периодов было мало. Мама была слишком слабой. То, что с ней произошло, – закономерно, но в детстве я этого не понимал.

Маленькая квадратная комната, спертый воздух, расправленный диван с грязным бельем. На нем лежит маленький худенький мальчик с льняными, давно не стриженными волосами и острыми коленками. Из окна без штор на него светит густой лунный свет, придавая лицу синеватый нездоровый оттенок.

Вцепившись в одеяло, мальчик прислушивается к звукам в доме. Шаги. Тихие чужие шаги. Сначала он думал, что это монстры вылезли из-под кровати и ходят по их с мамой дому, ищут людей, чтобы забрать. Что монстры делают с людьми, мальчик не знает – наверняка что-то страшное – и дрожит от ужаса. А потом он слышит голос – мужской, человеческий, тихий. Монстры только мычат и воют, разговаривать они не умеют. Значит, это не монстр, это кто-то другой.

Несмотря на страх, мальчик встает с дивана и на цыпочках идет к двери. Он приоткрывает дверь своей комнаты и видит большую черную тень, которая ходит туда-сюда.

– Я ее убил, – нервно говорит тень кому-то по телефону. – Случайно грохнул эту шлюху. Просто ударил по морде, а она неудачно упала и пробила себе голову. Что теперь делать? Что делать? Что со мной будет?

Тень не знает, что мальчик ее видит. Тень даже не подозревает о его существовании. Тени невдомек, что мальчик чувствует запах теплой крови, из-за которого зажимает нос, боясь издать хоть один звук.

– Нет, свидетелей нет, – отрывисто говорит тень, продолжая мерить комнату шагами. – Мы были вдвоем. Что говоришь? Отпечатки? Сейчас сделаю. Но, если что, ты прикроешь меня, понял? Один я тонуть не буду, заберу всех. Я не нервничаю! Просто зол. Как же она неудачно упала, а! Словно нарочно! Прямо перед выборами. Ладно, отключаюсь.