В чем же общая радость Джона и Марго? Я спрашиваю его, какой была бы, по его мнению, Марго, если бы не было той автокатастрофы. На что был бы похож их брак.

– Бога ради! – говорит он. – Теперь вы думаете, что я могу переписать историю?

Он смотрит в окно, на часы, на свои скинутые кроссовки. Затем он смотрит на меня.

– На самом деле я думал об этом в последнее время, – говорит он. – Иногда я вспоминаю, что мы были молодой семьей, моя карьера шла в гору, а Марго заботилась о детях и пыталась управлять собственным бизнесом, и мы потеряли связь друг с другом, как это и происходит с людьми на этой стадии жизни. Я думаю о том, как все могло бы измениться, когда оба ребенка пошли бы в школу, а мы продвинулись по карьерной лестнице. Знаете, жизнь бы пришла в норму. Но, возможно, нет. Раньше я был так уверен, что она – та самая, а я – тот самый для нее. Но мы делаем друг друга настолько несчастными, и я даже не помню, когда это началось. Все, что я делаю, неверно с ее точки зрения. Может быть, мы бы уже развелись. Говорят, браки распадаются после смерти ребенка, но что, если мы все еще вместе из-за того, что случилось с Гейбом? Может быть, Гейб спас наш брак.

– Может быть, – говорю я. – А может быть, вы все еще вместе, потому что оба хотите снова найти ту часть себя, которая, казалось, умерла вместе с Гейбом. Может быть, вы оба верите, что можете снова найти друг друга – или впервые.

Я думаю о семье утонувшей малышки из того отделения скорой помощи. Что с ними сейчас? Появился ли у них другой ребенок? Младенец, которому меняли подгузник, когда девочка выбежала наружу и утонула, наверное, уже в колледже. Может быть, они развелись, и каждый живет сейчас с новым супругом. А может быть, они по-прежнему вместе, еще более сильные, чем раньше. Ходят в походы по живописным маршрутам недалеко от дома, к югу от Сан-Франциско, ностальгируя по прошлому, вспоминая любимую дочь.

– Забавно, – говорит Джон. – Я думаю, что мы наконец-то готовы оба поговорить о Гейбе, одновременно. И теперь, когда это так, я чувствую себя лучше. В смысле… я всегда чувствую себя дерьмово, но это нормально, если вы понимаете, о чем я. Все не так плохо, как, я думал, могло бы быть.

– Все не так плохо, как тогда, когда вы не говорили о Гейбе, – предполагаю я.

– Как я уже сказал, неплохо, Шер… – Мы обмениваемся улыбками. Он прервался на полуслове, называя меня Шерлоком, перестал использовать карикатуры, чтобы удерживать дистанцию между нами. Позволив Гейбу стать более реальным в своей жизни, Джон позволил и другим людям стать более настоящими.

Джон садится и начинает ерзать, наш сеанс подходит к концу. Пока он влезает в свои кроссовки и встает, чтобы забрать телефон, я думаю о его более раннем замечании – он сказал Марго, что пошел на психотерапию из-за стресса и часто говорил мне то же самое.

– Джон, – говорю я, – вы в самом деле думаете, что пришли сюда из-за стресса?

– Вы что, идиотка? – говорит он, подмигивая. – Я пришел сюда поговорить о Марго и Гейбе. Боже, неужели и вы иногда тупите?

Когда он уходит, у двери не остается пачки наличных для «девочки по вызову».

– Пришлите мне счет, – говорит он. – Больше никаких пряток. Теперь все по-честному.

– Вы здесь за консультацией или за психотерапией? – спрашивает Уэнделл на сегодняшней сессии, когда я говорю, что у меня есть профессиональный вопрос. Он знает, что я пойму разницу: до этого он уже дважды предлагал свое методическое руководство. Я хочу услышать совет (консультация) или понять себя (психотерапия)?

В первый раз, когда я задала Уэнделлу подобный вопрос, я говорила, как разочаровываюсь в людях, которые предпочитают быстрые исправления продолжительной работе на психотерапии. Как относительно малоопытный специалист, я поинтересовалась у более зрелого, как он справлялся с этим. Одно дело слышать, что говорят бывалые коллеги; время от времени я не могла справиться с любопытством насчет того, как Уэнделл относится к разочарованиям профессии.

Я сомневалась, что он ответит на мой вопрос прямо – он бы скорее посочувствовал моему затруднительному положению. На самом деле я знала, что ставлю его в позицию классической «уловки-22»[31], в которой психотерапевты часто оказываются: я хочу сочувствия, но если ты дашь мне его, я почувствую злость и безысходность, потому что сочувствие само по себе не сможет решить мою абсолютно реальную проблему, а тогда какой в тебе толк? Я думала, что он, возможно, даже скажет что-то об этой «уловке-22» (потому что лучший способ обезвредить эмоциональную мину – это взорвать ее).

Вместо этого он посмотрел на меня и спросил:

– Вы бы предпочли практический совет?

Мне показалось, что я его не расслышала. Практический совет? Это розыгрыш? Мой психотерапевт решил дать мне конкретный практический совет?

Я придвинулась поближе.

– Мой отец был бизнесменом, – начал Уэнделл негромко. В то время мой припадок интернет-слежки еще не вскрылся, так что я кивнула, обозначая, что эта информация была новой. Он рассказал мне, что когда только открыл свою практику, его отец предложил провести акцию для потенциальных пациентов: они могут прийти на одну сессию, и если они решат после этого не продолжать работу с Уэнделлом, то сессия будет бесплатной. Поскольку многие люди нервничают, начиная ходить на психотерапию, эта сессия давала им возможность без всякого риска увидеть, что терапия из себя представляет и как Уэнделл может помочь.

Я попыталась представить себе Уэнделла, ведущего этот разговор с отцом – то удовольствие, которое, возможно, получил тот, предлагая профессиональный совет своему более мягкому сыну. Его идея не была новой для мира бизнеса, но психотерапевты нечасто воспринимают свое ремесло в таком ключе. При этом мы и правда как будто ведем малый бизнес, и отец Уэнделла, должно быть, понял, что хотя его сын и оставил семейную компанию, в конце концов он все-таки стал бизнесменом. Возможно, он очень обрадовался такой связи с сыном. Возможно, это много значило и для Уэнделла; вот почему он решил поделиться мудростью с другими психотерапевтами – вроде меня.

Как бы то ни было, его отец был умен. Когда я попробовала применить эту идею на практике, мой рабочий график заполнился.

Но вторая его консультация – о ней я не просто просила, я настаивала – оказалась провалом. Я страдала из-за книги о счастье и агитировала Уэнделла, чтобы тот сказал мне, как поступить. Я давила на него так сильно и так часто, что в итоге Уэнделл (который, конечно же, не имел никакого представления о печатном бизнесе) сдался под конец одной из сессий.