В августе 1869 года на Бисмарка накатилась новая волна раздражительности, ипохондрии и желания уйти в отставку. 29 августа 1869 года он писал фон Роону:

«Я до смерти устал, и у меня проблемы с желчным пузырем… Я не спал тридцать шесть часов, и всю ночь меня рвало. Голова горит, несмотря на холодные компрессы. Боюсь, что схожу с ума. Простите меня за экзальтацию… Если наша телега, на которой мы едем, опрокинется, то по крайней мере в этом не будет моей вины. К счастью, сегодня воскресенье, иначе я мог бы нанести себе какое-нибудь телесное повреждение в таком неистовом состоянии. Похоже, мы чересчур разозлены, чтобы продолжать вести нашу галеру»71.

Этот всплеск безумных эмоций произошел из-за того, что кабинет отказался назначить директором почт Северо-Германского союза ганноверца Хельдинга, предложенного Бисмарком, но настолько, видимо, заурядного, что его имя не фигурирует ни в одном из двух главных немецких словарей национальной биографии. Министры воспротивились на том основании, что он не отработал положенных трех лет на прусской государственной службе. Бисмарк же был другого мнения: он хотел, чтобы государственная служба в рейхе была доступна всем, без мелких и придирчивых ограничений. Возможно, он был прав. Но если принять во внимание диспропорцию между причиной и следствием, то его реакцию вряд ли можно считать нормальной. Нам остается лишь гадать – как Бисмарк, подверженный таким приступам истерии, граничившим с безумием, мог столько лет держаться у власти, – и сочувствовать его современникам.

Поведение Бисмарка, конечно, беспокоило Альбрехта фон Роона и Морица фон Бланкенбурга. 16 января 1870 года Роон писал Морицу фон Бланкенбургу:

...

Мориц ответил:

...

Бисмарк всего лишь приводил в смятение своих действительно самых близких друзей, оставшихся у него в мире политики. Но он окончательно порвал с «маленьким Гансом», Людвигом фон Герлахом, Александром фон Беловом и другими сподвижниками в юнкерском истеблишменте. Отныне к недугам, бессоннице, повторяющимся приступам раздражительности и несварения желудка прибавится еще одно несчастье – ощущение невыносимого, безысходного одиночества.

Пока Бисмарк решал проблему главного почтмейстера, за пределами Германии – в Испании разразился конфликт вокруг «кандидатуры Гогенцоллернов», так или иначе оказавший влияние и на объединительные процессы в Германии. В сентябре 1868 года генеральская junta свергла королеву Изабеллу II, которую в 1843 году возвела на трон такая же клика нахальных генералов. 27 марта 1869 года граф Кларендон, министр иностранных дел Великобритании, писал лорду Лайонсу, британскому послу в Париже: «Хаотичное состояние этой страны в настоящее время – самое постыдное… Имеются свидетельства, что Бисмарк намеревается превратить Испанию в своего сателлита»74. Кларендон, служивший в Мадриде посланником во время Карлистской войны [68] в 1831–1837 годах, говорил по-испански и хорошо знал страну. Дипломат не ошибался в оценке намерений Бисмарка, но он даже не догадывался, на что замахнулся его коллега. Уже 3 октября 1868 года Бисмарк инструктировал свое министерство иностранных дел: «В наших интересах не спешить с решением испанской проблемы… ее урегулирование, приемлемое для Наполеона, вряд ли полезно для нас»75. Самым главным среди испанских генералов был «властный, амбициозный и всегда невозмутимый президент совета министров маршал Хуан Прим»76. В октябре 1868 года Прим убедил членов совета в необходимости подыскать подходящего принца на смену королеве, и агенты испанского правительства долгое время безуспешно пытались подобрать кандидата на престол в королевских дворах Франции, Португалии и Италии. Наконец, весной 1869 года генералы сделали свой выбор, остановившись на кандидатуре Леопольда фон Гогенцоллерн-Зигмарингена, представителя католической южногерманской ветви прусского королевского рода, а со стороны матери имевшего отношение и к династии Бонапартов.

В декабре 1868 года Бисмарк отправил в Мадрид князя Путбуса и полковника фон Штранца для оценки политической ситуации, а в мае туда же уехал известный военный журналист и комментатор Теодор фон Бернарди77. 8 мая граф Винсент Бенедетти попросил Бисмарка подтвердить, насколько верны слухи в отношении Леопольда. Через три дня Бисмарк подтвердил, что они соответствуют действительности, но князь Карл Антон, глава ветви Гогенцоллерн-Зигмаринген, не поддержал проект78. Карл Антон, премьер-министр в правительстве «новой эры» в 1858 году, вполне резонно и благоразумно предупредил Бисмарка: «Появление Гогенцоллерна в Испании вызовет бурю негодования в Европе, настроенной против Пруссии, и либо обострит, либо замедлит решение многих насущных проблем»79. Но именно это и надо было Бисмарку. Ему был нужен конфликт с Францией, лучше всего война, для того чтобы преодолеть сопротивление южно-германских государств и завершить объединение Германии под эгидой Пруссии.

Хотел ли Бисмарк войны с самого начала? На этот вопрос нет ясного ответа и сегодня. «Вина» имперской Германии за развязывание Первой мировой войны послужила оправданием тяжелых условий мира, в которых оказалась Германия в 1919–1920 годах. Детали политических махинаций Бисмарка 1870 года приобрели статус величайшей секретности. 1 декабря 1921 года Густав Штреземан, поборник политики сотрудничества с союзными державами, невзирая на Версаль, выступая на конференции правой народной партии Германии, упомянул и Бисмарка:

...

После 1919 года Бисмарка защищали от обвинений в воинственности и правые и левые. Западногерманская историография и после Второй мировой войны продолжала заступаться за прусскую монархию, несмотря на то что в мае 1945 года в руки союзников попали компрометирующие документы. В 1973 году американец С. Уильям Гальперин, досконально изучив дебаты вокруг «вины» Бисмарка, пришел к выводу, что Бисмарк «добивался осложнений в отношениях с французами»81, но это вовсе не значит, что он планировал использовать их возмущение, о котором его предупреждал князь Карл Антон, в качестве предлога для войны. Бисмарк никогда заранее не исключал ни один из возможных вариантов своих действий.