В прусской армии по-прежнему был жив и дух геройства, досаждавший Мольтке, когда расстраивал его замыслы. Больше всех трепал ему нервы генерал фон Штейнмец, главнокомандующий Первой армией. Карл Фридрих фон Штейнмец создавал для Мольтке и других командующих двойную головную боль. Когда началась война, ему уже было семьдесят три года, и многие считали его слишком старым. Его биограф писал о нем: «Нельзя сказать, что в армии у него было много друзей. Это объяснялось в первую очередь его сурово-грубым нравом и слишком высокими требованиями к несению воинской службы. Чересчур серьезного и замкнутого, современники его просто недопонимали»113. Подполковник Вальдерзе выразился еще более категорично:

...

Штейнмеца обвинили в преждевременности наступления под Шпихерном: тогда Мольтке просил его подождать. В сентябре генерала освободили от командования, повысили в чине и отправили в Позен. Во всем остальном командная структура действовала слаженно и эффективно, и Мольтке мог быть спокоен. Единственно, что у него не получалось, – это выстраивание отношений с Бисмарком. Министр-президент появился в главной квартире короля в Майнце 31 июля, разодетый в форму генерал-майора резерва, с остроконечным шлемом кавалериста на голове, в ботфортах выше колен, и выглядел чудовищно нелепым штафиркой115. Кадровые офицеры посмеивались, но публике понравился «гигант-немец». Как написал Иоганнес Вилльмс, «его приметная, узнаваемая фигура идеально подходила для эскизов, сувенирных кружек и бюстов, особенно в Pickelhaube » [72] 116. Вальдерзе не спускал глаз с Бисмарка и всякий раз заносил свои впечатления о нем в дневник. 2 августа он пометил:

...

Для французов война началась неудачно. 4 августа у Виссембурга произошла первая ожесточенная схватка, за ней 5 августа последовала битва при Шпихерне, а 6 августа состоялось полномасштабное сражение под Вёртом, в котором впервые в бою сошлись около ста тысяч человек с обеих сторон. Здесь и обнаружилось, что немецкое игольчатое ружье значительно уступает по эффективности французскому «шасспо» [73] . Мольтке с горечью вспоминал потом, что только под Вёртом пруссаки потеряли десять тысяч человек118. Победил в этом сражении кронпринц Фридрих, о чем он и сделал запись в дневнике:

...

Затем произошли еще несколько кровавых столкновений, и часть разгромленной французской армии перегруппировалась в Меце. Когда французы попытались прорваться, под селением Сен-Прива-Гравелот завязалось крупнейшее за всю войну сражение: в нем сошлись две армии Мольтке общей численностью более 180 тысяч человек и войска маршала Франсуа Ашиля Базена, насчитывавшие 112 тысяч человек. Под губительным огнем французской пехоты и отчасти вследствие промахов самого Мольтке (он неверно оценил диспозиции противника и вначале предпринимал фронтальные атаки) пруссаки и их южногерманские союзники потеряли свыше 20 тысяч человек. Всего же за первые четырнадцать дней пруссаки в шести битвах потеряли более 50 тысяч человек убитыми120. Войска Базена укрылись в Меце, и, хотя, как писал потом Мольтке, «осада Меца не входила в первоначальный план кампании», ему пришлось блокировать город.

Тем временем другая французская армия под командованием маршала Мак-Магона готовилась отойти к Парижу, чтобы дать отпор немцам на подходах к столице. Наполеон III же приказал ему снять блокаду Меца, и новая Шалонская армия во главе с Наполеоном двинулась в северном направлении вдоль бельгийской границы, пытаясь обойти пруссаков стороной. 2 сентября 1870 года Мольтке настиг французов под Седаном, разгромил армию Мак-Магона и взял в плен самого императора. Как только о поражении стало известно в Париже, улицы города заполнились толпами разгневанных граждан, и 4 сентября 1870 года во Франции снова была провозглашена республика.

Хотя война оказалась тяжелее, чем рассчитывал Мольтке, он все же одержал победу благодаря тщательному оперативному планированию и грамотному руководству армиями. То, что произошло потом, его планы, естественно, учесть не могли. Леон Гамбетта, Жюль Фавр и генерал Трошю сформировали так называемое «правительство национальной обороны» и отвергли довольно умеренные условия перемирия, предложенные Бисмарком. Жюль Фавр от имени правительства национальной обороны заявил 6 сентября, что Франция не уступит ни пяди своей земли и ни одного камня своих крепостей121. Гамбетта стал военным министром, и «на редкость энергичный и волевой Гамбетта», как написал Мольтке, «сумел воодушевить все население на вооруженную борьбу, не обеспечив ее, правда, единой целью»122. Это означало, что пруссакам предстояла длительная, изматывающая и бестолковая партизанская, или «народная», война.

Наступил период настоящей нервотрепки для всех прусских командующих и обострения отношений между офицерами генерального штаба и Бисмарком. За распрей между военачальниками и сугубо гражданским министром-президентом с большим интересом наблюдал подполковник Вальдерзе, занимавший особое положение при короле. Пронырливый интриган стремился поддерживать, как он сам пометил 3 августа в дневнике, полезные контакты в генеральном штабе: «У меня имелся необходимый опыт. Кроме того, и Бронзарт, и Верди, и Бранденштейн были моими давними и хорошими друзьями»123. Вальдерзе был в том же возрасте и чине, что и упомянутые трое начальников оперативных управлений – Пауль Бронзарт фон Шеллендорф, Юлий Верди дю Вернуа и Карл фон Бранденштейн, которых Бисмарк презрительно называл «полубогами» – то есть ставленниками «бога», генерала фон Мольтке. Все трое, особенно Бронзарт, возненавидели Бисмарка и старались всячески ему препятствовать. Но у Бисмарка, как свидетельствует Вальдерзе, тоже имелись свои «полубоги»: