— Заткнись, сволочь! — прошипел Баженов.

— Кирилл, что с тобой? С кем ты разговариваешь? — Ружецкий испуганно озирался, ведь рядом никого не было: только они двое. И еще — тот, в камере. Но он молчал.

Баженов похлопал Ружецкого по руке:

— Нет, нет… Все нормально. Просто… я немного устал. Знаешь что… Ты не мог бы принести кофе?

— Кофе?

— Ну да. Сбегай домой, налей в термос. Нам ведь тут всю ночь сидеть. Можешь захватить какого-нибудь печенья или пирожков — возражать не буду.

Ружецкий перевел взгляд с Баженова на того, кто сидел в клетке:

— Ты справишься один? Баженов принужденно улыбнулся:

— Конечно. Оставь мне ружье — для верности.

— Хорошо. Тебе кофе с сахаром? Баженов кивнул:

— И покрепче. Ночь длинная.

Ружецкий встал, с сомнением посмотрел на Баженова.

— Иди быстрее. Я в порядке. — Баженов открыл дверь участка, и Ружецкий нехотя вышел на крыльцо.

— Кирилл, — сказал он, понизив голос. — Он мне не нравится.

Баженов оглянулся. Микки следил за каждым его движением. Понимая, что совершает еще одну ошибку, Баженов вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь.

— Я в него тоже не влюблен, что дальше? Сидеть всю ночь без кофе? Не бойся. Что может случиться?

— Я не хочу оставлять тебя одного, — сказал Ружецкий, и по его тону нельзя" было понять, за кого он опасается больше: за надзирателя или заключенного.

Баженов вздохнул, достал из кармана связку, на которой висел ключ от сейфа, и отдал Ружецкому.

— Так тебе будет спокойнее? Ружецкий спрятал связку в карман:

— Я не это имел в виду… Но… Так надежнее.

— Тогда давай, дуй быстрее. Давно бы уже вернулся.

— Я сейчас!

Ружецкий спрыгнул с крыльца и побежал по дорожке на улицу.

— Я мигом!

Баженов молча покивал, взглянул на черное звездное небо.

Вот Большая Медведица, а вон — Малая… А вот, прямо над головой — Кассиопея. Небо чистое. Когда взойдет луна, будет светло. И все видно…

Он сам не понял, почему эта мысль пришла ему в голову.

Баженов постоял еще немного на пороге, потопал ногами, будто отряхивал с ботинок снег, и вернулся в участок.

* * *

Он закрыл за собой дверь и наткнулся на этот немигающий взгляд, заставивший его вздрогнуть. Микки сидел неподвижно, и сначала Баженову показалось, что он не дышит.

Да и черт с.ним! Пусть не дышит!

Он подошел к столу и после недолгого колебания вытащил из каретки заправленные листы бумаги.

— Правильно! — раздалось из камеры. Сейчас Микки говорил не в голове у Баженова, а так, как это делают все обычные люди.

— Ты не знаешь, как поступить, потому что не можешь решиться. Тебе нужна помощь? Баженов резко обернулся:

— Что ты имеешь в виду?

— То, о чем ты думаешь.

— Откуда тебе знать, о чем я думаю?

— Это не сложно. Ты примитивен. — Микки усмехнулся.

— Мерзкий ублюдок! Как ты смеешь открывать рот… — Баженов потянулся к кобуре и достал пистолет.

— Открывать рот? — ехидно произнес Микки. — Это интересно!

Он закрыл глаза и выставил руки перед собой. Пальцы, поначалу застывшие, вдруг начали двигаться, плавно и неторопливо, как щупальца осьминога. Постепенно их движения стали ускоряться, затем Микки сжал левую руку в кулак, а указательный палец правой нацелил на Баженова.

И тут Баженов ощутил, что его рука, сжимавшая пистолет, поднимается к лицу. Он хотел что-то сказать и раскрыл от удивления рот, но голосовые связки не издали ни звука. Вместо этого рот открылся еще шире, и Баженов почувствовал, как его рука разворачивает пистолет, большой палец ложится на спусковой крючок, а ствол протискивается между зубами, больно царапая мушкой небо. Он засунул ствол так глубоко, что его затошнило. Но тошнота отступила на второй план, когда большой палец стал медленно, как тогда, на поляне, давить на спуск.

Глубоко, в самой глотке, Баженов ощущал привычный запах ружейной смазки. Ствол, казалось, упирался в самые гланды. На глазах у него выступили слезы, он ожидал грохота выстрела, который разнесет голову на куски.

Но вместо этого палец уперся. Баженов резким движением вытащил пистолет изо рта. Он долго стоял, не в силах отдышаться. Сквозь пелену слез, застилавших глаза, он посмотрел на пистолет. Так и есть! Предохранитель включен.

— Всегда есть какой-то предохранитель, — раздался мягкий голос.

Баженов обернулся, будто его ударили.

Микки открыл глаза и снова вперился в Баженова неподвижным взглядом.

— Но не надо его дергать понапрасну, иначе…

— Что «иначе»?..

— Иначе мозги окажутся на стене.

Баженов понял весь ужас ситуации, в которую попал. Он сидит в одной комнате с безумцем, который может заставить его сделать все что угодно, даже засунуть пистолет в рот и нажать на курок.

«Валерка как чувствовал. Хорошо, что он забрал ключи…» — пронеслось у него в голове.

И — сразу же, без всякой паузы, раздался насмешливый голос:

— Излишняя предосторожность. Я не собираюсь никуда убегать. Я бы давно это сделал, если бы хотел. Но я не хочу.

— А что ты хочешь… сделать? — выдавил из себя Баженов.

Микки улыбнулся, и эта улыбка была чертовски обаятельной. Он подмигнул Баженову, как заговорщик:

— Гораздо интереснее, что ВЫ хотите сделать со мной. Понимаешь? Шериф?

Тогда слово «Шериф» прозвучало для Баженова в первый раз. Он никогда бы так себя не назвал, но… После той ночи он и стал Шерифом. С «дырой в голове».

Баженов подошел к письменному столу и убрал пистолет в ящик. Чтобы его больше не видеть.

Затем он с опаской взял ружье, проверил предохранитель и поставил его в угол.

Микки улыбался. «Ты же понимаешь, что это ничего не меняет?»

Да. Баженов понимал. Это ровным счетом ничего не меняло. Он мог открыть ящик письменного стола, схватить пистолет и снова засунуть себе в рот. Или упереть в грудь. Или — в ухо. Или — в лоб. На выбор. И это был не его выбор, а Микки.

Баженов боялся поднять глаза. Он знал, что упрется в черные зрачки чужака, глядящие на него как два пистолетных дула.

Он взял шуршащий чехол и накрыл машинку.

Кофе! Проклятый кофе! Где же Валерка? Когда он придет?

— Брось, Шериф, — произнес насмешливый голос. — Ты не о том думаешь. Тебе надо сделать СВОЙ выбор, и ты должен быть готов.