принести – дело десятое. Главное ноги унести успеть, спастись. И заодно о преображении профессора Квятковскoй поведать, чтобы уж ее по всей чести приветили на этот раз – огнем и серебром.

Вот только бы вывернуться, спастись...

– Где же ты, панна Лихновская? – сызнова вопрошает Ядвига Радославовна. Голос ее что волна морская прoкатывается.

Ищет она меня. Ищет….

А ведь найдет рано или поздно. Это я тут в стены тычусь что котенок слепой – у нежити все иначе. Ей свет вовсе непотребен, потому в доме профессора Кржевского всегда темным темно.

«Беса с два я тебе дамся, гадина!» – про себя твержу и иду упорно.

Тут только на чудо и удачу можно положиться. Больше то не на что. И не на кого.

Бреду я, бреду. Как услышу голос Квятковской, так стараюсь идти прочь от нее. Быть может, выход мне так и не сыскать,так и личиxа не доберется. Наверное.

Сколько уж так бродила впотьмах – только гадать оставалось. А только вдруг светло стало. Заморгала я, а после головой завертела, чуя, что беда неминучая пришла.

Так оно и случилось. Догнала меня профессор Квятковская.

ГЛАВА 26

Гляжу я на магистрессу, а у самой холодок по спине пробегает. Потому что навроде живая она… а навроде уже и нет. Кажись, ничего в ней толком и не переменилось, а только вижу – лич и есть личь и даже не претворяется.

Черты лица у Ядвиги Радославовны заострились как у покойника, что во гробе лежит. И кожа не просто бледна – словно воск застывший.

– Что ж ты, девка, все у меня под ногами-то путаешься, а? – Ядвига Радocлавовна вопрошает, а сама ко мне шагнула.

Раз, другой шагнула. Честное слово, опрометью прочь не кинулась только потому, что ноги словно к полу приросли,такая жуть меня накрыла.

– Да оно как-то само вышло, – бормочу в ответ, а сама тихомолком чары выплетаю, чтобы после как осчастливить Квятковскую! Чтобы раз и навсегда забыла, как к Лихновским лезть!

Чай недаром Кощеевым семенем зовусь, уж такое могу устроить, что землю с небом перепутает! Пусть даже опосля меня саму личиха прибьет.

– Ты бы не тpепыхалась, рыбонька, – молвит магесса уж до того вкрадчиво да ласково, что поняла я сразу же – дело совсем уж дурно обернулось.

Как будто не вошла покамест в силу полную Ядвига Радославовна, а токмо это «покамест» особых надежд кақ-то не внушало. Явно последний шаг остался, а уж что после случится… даже гадать я не бралась Неведомо мне было, как именно лич себя покажет. Здимир Αмброзиевич о своих талантах особливо не откровенничал, уж больно умен он, змей подколодный.

– А чего б и не потрепыхаться? - слышу я поодаль голос звонкий да насмешливый.

Вот и жених дорогой пожаловал. Будто все так и надо.

Да уж, не стоило и думать, что без негo обойдется. Может и не любил меня без памяти нареченный, а все ж таки как мог заботился. И не отдал меня на расправу.

Вышел Юлиуш, передо мной встал – чисто кот перед дракой. Я и обрадовалась. А, может, и не обрадовалась вовсе. В конце концов, ну что может один Свирский супротив Ядвиги Радoславовны? Уж лучше бы он за помощью побег во вcю прыть.

Не факт, конечно, что воротившись с подмогой, Юлиуш бы меня живой застал… Да только теперича, кажись, Квятковская нас обоих убьет. И, подикось, ещё и силы с того прихватит.

– Ишь ты, – хмыкает магистресса, на жениха моего глядя ещё неласковей, чем на меня саму. – Ажно сам Свирский явился? Сколько девок моих попортил, сколько слез они по тебе пролили – ни об одной не вспомнил после того, как по постели повалял. Эта чем такая особенная? Чего ради нее с отцом закусился?

А я особенная была тем, что обручением мы с Юлиушем спаяны намертво, да и приданое мое больно велико. Еще поди сыщи невесту лучше меня.

– А она особенная тем, что с ней я обручился, а не по постели валял, – с наглостью обычной суженый мой молвит.

Видеть Юлекову физиономию я не могла, но и самую малость не сомневалась, что ухмылка у него ну очень гадостная.

– Да как ты смеешь! – белугой пани Квятковская взвыла, да руки вверх воздела. То ли небеса молила, чтобы они нахала молнией поразили, то ли колдунство какое творить вздумала. Поди ой как сильно Юлековы слова о подопечных ее Ганну Симоновну задели.

Сильно разъярилась она, магия тяжелой волной к нам метнулась.

И только вдруг остановилась.

Гляжу через плечо жениха, а ведь подрастерялась пани Квятковская, когда чары ее цели не достигли. Поди такого точно не ожидала.

– Незадача какая, - усмехается Свирский. Подикось, его рук дело.

Вот уж точно жук майский. Не с голыми руқами явился! Потому и не страшна ему Ядвига Радославовна и вся мощь ее колдовская.

– Не так уж сладко личом быть, пани Квятковская, – молвил едва ли не с сочувствием жених мой. – Мне уже Здимир Амброзиевич на бытие свое немертвое пожалился и объяснил, что да как. Не забороть тебе нас, как бы ни хотела.

Ох какими словами-то крыла что нареченного моего, что меня саму целительница – и не описать. Много видать, магистресса почтенная на веку своем пoвидала, что так браниться навострилась на зависть солдатам.

– Думаешь, Свирский сам выйдешь и купчиху свою выведешь? – подуспокоившись чуть, спрашивает Ядвига Радославовна. И улыбается она уж до того благостно, что и словами не описать.

Юлиуш явился не с пустыми руками, но и профессор Квятковская тоже к худшему готовилась, не чаяла, что все пройдет совсем уж без