Эйнли не могла ни с кем поделиться своей болью: хорошо было уже то, что никто не напоминал о том, что она — из Серых гор. Те слуги, кто знал об этом, либо погибли во время захвата дворца, либо предпочитали молчать из сочувствия к ее красоте и молодости.

Поэтому девушка страдала молча, каждую ночь задыхаясь от слез. После пережитого кровопролития, после всех страшных сцен, которые ей довелось видеть, после того, как окровавленные тела королевы и Морны за ноги тащили по полу и их длинные волосы волочились следом, Эйнли чувствовала, что в ней что-то сломалось. Она не ощущала в себе сил для борьбы и жизни. Младший Ворон был мертв, а если и жив, они никогда не увидятся. Все, что ее ждало, — унылая и полная горестей жизнь при новом дворе.

Эйнли закрыла глаза и с трудом подавила судорожный всхлип. Она снова и снова прокручивала в голове сцену встречи с Младшим Вороном, его добрые глаза и смущенную улыбку, снова вспоминала прищуренный взгляд миледи Воронов и свое долгое путешествие в столицу. Сердце сжала горькая обида на несправедливость мира: почему Небеса только поманили ее счастьем и тут же забрали его, взамен обрушив на нее гранитную плиту беды?

— Мне все равно, — прошептала Эйнли, глядя в потолок. — Все равно, что со мной будет. Но пожалуйста, пусть он будет живым. И пусть мы с ним встретимся еще хотя бы раз. Хоть один-единственный раз поглядеть бы мне в его глаза. Пожалуйста.

В тишине крошечной каморки было слышно, как упали на подушку две ее прозрачные слезы.