Когда Александров переехал в Москву, Анатолий Петрович, то как раз в это время решался вопрос о руководстве уранового проекта и был снят Капица, в результате постоянного противостояния с Берией; говорят, не выражал Берии достаточно почтения. Его там довольно мягко устранили, и институт физических проблем остался без директора. И вот тогда Анатолия Петровича было решено сделать директором этого института. Это привело к такой фронде академии наук, которая очень почитала Капицу, и считалось, что никто не может сесть на его место, что он должен демонстрировать бойкот этому решению. А Анатолий Петрович прекрасно знал, с кем имеет дело, и ни о каком бойкоте речи не шло, было ясно, что кончится очень просто. Тем более что он знал за собой такие грехи, что не до шуток. К слову, он довольно быстро согласился, хотя по этому поводу имеются всякие легенды, что он якобы пришел на прием к Берии сильно пьяным. И объяснил, что он не может брать на себя директорство, потому что он вообще-то алкоголик и мало ли что разболтает. Берия ему не поверил, обнюхал его и сказал, что в следующий раз, когда будете поливаться водкой, действуйте аккуратнее.

Дядя подтверждал это, он всегда это рассказывал, но я просто слышал разные варианты, и какая история из них является совсем истинной – сказать сейчас трудно. Дядя не говорил, что он поливал себя водкой. Он говорил, что тяпнул и пришел на прием и стал отказываться, потому что ему, конечно, и не хотелось этого делать и он становился руководителем института вполне незнакомой ему тематики, но это было руководящее партийное назначение.

Словом, он был назначен на директорство этого института и попал в опалу со стороны старых академиков, которые считали, что он предал солидарность академическую. Ну, потом это постепенно рассосалось. И вот когда он попал в руководство этого института, то он в основном стал продолжать просто то, чем занимался институт. В частности, институт давно занимался тем, чтобы получить тяжелый водород за счет перегонки жидкого обычного водорода, в котором тяжелый водород всегда присутствует в качестве небольшой примеси. Капица построил завод, и этот завод взорвался со страшной силой с большими жертвами. Все эти заводы строились, конечно, за Уралом, кто там работал – можно только догадываться, но так или иначе первым делом Анатолий Петрович стал заниматься разбирательством, почему произошел этот взрыв. И они довольно быстро докопались, в чем дело. Речь шла о том, что водород нужно дополнительно очень сильно чистить от примесей кислорода, потому что этот кислород в процессе сжижения водорода нарастал ледяными такими наледями. Эти наледи трескались и при этом возникала искра, и там водород с кислородом давали ужасную взрывчатую смесь. Словом, они это все разобрали и предложили новый проект строительства завода. И вот проект этого завода поступил на стол к Берии. И Анатолия Петровича тогда пригласили. Но Берия вел себя всегда крайне надменно, он ни с кем не разговаривал, там были отдельные столы, где сидело и начальство, и сидели приглашенные. Анатолий Петрович сидел среди приглашенных. Берия читал эти бумаги и говорил: вот Александров собирается строить завод, а Александров знает, что предыдущий завод взорвался? За него начальник отвечает: да, знает. И Александров знает, что если завод взорвется, то он пойдет туда, куда Макар телят гоняет? Тогда Александров со своего места говорит – да, знает. Александров своей подписи не снимает. Не снимает? Строить. Подписано Берией, на этом все кончалось, вся экспертиза.

Я помню, что в дальнейшем дядя даже с некоторым восхищением описывал эту историю. Хотя он прекрасно знал, каким злодеем был Берия, но такая способность принимать решения, которая ставит под топор всех участников и заставляет их быть абсолютно ответственными в этот момент, ему казалась очень хорошей, потому что в дальнейшем были безумные долгие согласования, которые, как правило, мало к чему приводили.

Я помню, мне еще рассказывали такую историю. Берия приехал на какой-то из заводов уральских. Его принимает директор на гнущихся ногах, берет у него пальто. И говорит: «Позвольте, Лаврентий Палыч, я вас повешу. Тот говорит: дурак, я тебя сам повэшу!»

Помимо Л. П. Берии в состав Специального комитета при ГОКО СССР вошли Г. М. Маленков, Н. А. Вознесенский, Б. Л. Ванников, А. П. Завенягин, И. В. Курчатов, П. Л. Капица, В. А. Махнев, М. Г. Первухин. Берия тут же придает работам над атомным проектам американский размах. Если в начале 1945 года в Курчатовской лаборатории работало около сотни человек, включая водителей, техников и машинисток, то в конце года атомный проект превращается в гигантский наркомат, где заняты десятки тысяч людей.

Еще более активизируется разведка. Игорь Курчатов был очень талантливым физиком, но коллеги недоумевали, когда в 1945–1946 годах он начал работать так, как шесть лауреатов Нобелевской премии одновременно: они только подумают, а у него уже есть решение. А все дело в том, что Курчатов единственный читал все донесения советской научно-технической разведки.

Племянник академика А. П. Александрова Евгений Александров рассказал нам:

Наши люди делали атомную бомбу исключительно по калькам американского проекта. Более того, как только они пытались отклониться, они были творческие люди и постоянно придумывали что-то лучше, их категорически пресекал на этом Берия и вообще вся эта верхушка руководящая. Это был, несомненно, приказ Сталина. Никакой самодеятельности. Как сказано, так и делать. И Корнфельд рассказывал такой любопытный эпизод. Дело в том, что читать эти донесения разведки, донесения Фукса и всей Кембриджской пятерки, поначалу давали только Курчатову, а потом он выхлопотал разрешение еще кому-то из своих сотрудников, просто он не справлялся с этим чтением. Будь он и семи пядей во лбу, разбираться в этой инженерной и научной кухне было чрезвычайно трудно. Поэтому у него была очень странная такая миссия, он должен был все это прочитать, а потом ставить задачи перед своими людьми, при этом он выступал как такой вот пророк Саваоф, который знает, куда надо вести. И это его, в общем, не радовало, он был человеком, насколько я понимаю, честным, правдивым и очень преданным делу.

И вот Корнфельд рассказывал, что он как-то принес ему график зависимости сечения поглощения нейтронами какого-то конструктивного материала. Я не помню, о чем тогда шла речь, то ли о боре как замедлителе, или о кадмии, а может, это цирконий был. Приносят готовый график Курчатову, Курчатов смотрит и говорит: что-то мне не нравится этот график, проверьте вот эту часть, как-то не так, по-моему, должно это идти. Значит, идут, проверяют все это, тяжелая работа, через два дня снова приносят график. Тот опять хмурится, а потом прижимает палец к губам и без звука ведет его в комнату за своим кабинетом. Такая подсобочка, где у него чай пьют и там же у него сейф. Открывает этот сейф, достает график, показывает ему, давая понять, что не просто знает, а точно знает. По-моему, это прекрасно характеризует Курчатова как человека.

Однако, несмотря на высшую степень секретности, тайны неисповедимым образом просачиваются за заборы секретных объектов. Например, в пивнушки по соседству с московским Физтехом.

Евгений Александров поведал нам:

Я приходил в десятилетнем возрасте вынимать отца из пивной. И вот мы сидим с отцом, и вдруг раздается громкий гонг в соседнем корпусе Физтеха, один из забулдыг ставит кружку и говорит: «Это чего?», а другой говорит: «Да, это нам заключенные атомные бомбы делают за забором». Это при всей бешеной секретности. Отец страшно смеялся, потому что забулдыга был недалек от истины.