– А где ваша бабушка? – спросил Алеша.

– Померла, голубчик, давно померла… Так что же вас беспокоит по ночам?

– Вы не будете смеяться?

– Нет, голубчик, не будем.

– Во сне приходит Елизар Суренович, и мы с ним летаем.

– На чем летаете? На самолете?

– Нет, просто так, как будто на крыльях. Смешно, да?

– Каждую ночь? , – Почти каждую. Но иногда и днем.

– И всегда только с ним?

– Не всегда. Черепашки тоже летают. Ну, и еще всякие существа.

– А кто такой Елизар Суренович?

Алеша посмотрел на жену, ища у нее поддержки:

– Будто вы не знаете?

– Честное слово, не знаю.

Алеша капризно скривил губы:

– Я вам не верю, доктор. Его все знают. Вы надо мной смеетесь, а обещали не смеяться.

Валерий Яковлевич полез в карман пиджака и достал кожаный очешник. Водрузил на нос очки с какими-то особыми стеклами, отчего глаза у него сделались на пол-лица. У Алеши от изумления отвалилась челюсть.

– Можно и мне потом померить? – спросил он робко.

– Конечно, но сперва еще несколько вопросов. Заранее прошу прощения, если они вам не понравятся, но это необходимо. Друг мой, вы импотент?

Вдовкин закурил. Настя бросила на доктора недружелюбный взгляд. Алеша раскраснелся.

– Не знаю, – сказал он.

– Как то есть не знаете? Вы спите со своей женой иди нет?

– Конечно, спим. Только я рано ложусь, а она обычно попозже. Правда, Настя?

– Валерий Яковлевич, – не выдержала Настя. – Нельзя ли обойтись без этих новомодных штучек?

– Никак нельзя, голубушка. Это очень важно.

– Вы разве не видите, в каком я положении?

– Вы примерно на седьмом месяце, с чем вас и поздравляю. Полагаю, вашего мужа это не должно слишком смущать. Верно, Алексей Петрович?

Алеша к этому моменту стал красный как рак. Он заподозрил неладное.

– Доктор, – протянул он плаксиво. – Вы хотите забрать Настеньку, да? Но как же я останусь без нее?

Вдовкин почти всегда пьяный. Кто меня вывезет погулять в садик?

– И все же, – Валерий Яковлевич заговорил властно и вкрадчиво, – надеюсь получить определенный ответ на свой вопрос.

Вдовкин решил, что пора и ему немного поучаствовать в медицинской процедуре:

– Доктор, а вы в курсе, что его недавно искромсали вдоль и поперек?

Валерий Яковлевич недобро запыхтел, вскрикнул – юсе-е-к! – точно прочищая горло, и очки убрал в карман.

– Чем встревать со своими глупостями, молодой человек, вам бы, может быть, действительно лучше пойти опохмелиться.

От его грозного тона Алеша окончательно сник.

– Я все скажу, только не сердитесь, пожалуйста.

Настя пулей вылетела из комнаты. Правда, через минуту вернулась и как ни в чем не бывало объяснила, что распорядилась насчет завтрака.

– Импотенция у меня в порядке, – вдруг насупясь сказал Алеша, – Это все знают. Хоть у Вдовкина спросите. Он сейчас трезвый.

Вдовкин на всякий случай подтвердил:

– Он в больнице всех медсестер загонял. Прямо с операционного стола срывался. Хотя был в наркозе.

– Хорошо, хорошо, – ухмыльнулся Валерий Яковлевич, – Мне по душе остроумные молодые люди. Но я что-то слышал о завтраке. Не продолжить ли нам беседу за столом?

Ваня-ключник накрыл чай на веранде. Алеша, чтобы показать доктору, какой он крепкий, решил добраться до стола самостоятельно, опираясь на костыли. В дверях веранды наткнулся на Ваню-ключника, они чуть не столкнулись. Алеша жалобно пролепетал;

– Извини, пожалуйста, Ванюша! Видишь, колупаюсь с костыльками, всем только мешаю.

Ваня-ключник в оторопи неловко наклонил поднос, и тарелки с чашками посыпались на пол. Алеша, растерянно бормоча: "Ах, беда-то какая!" – потянулся их подбирать, не устоял на ногах и загремел следом за посудой. Пока Настя со Вдовкиным его поднимали и усаживали за стол, с Ваней-ключником случилась истерика. Он прислонился к косяку, набычился, закрыл лицо руками.

– Не могу больше! Увольняюсь! Хоть убейте?

Настя прошептала ему что-то успокоительное, погладила по стриженой голове, и Ваня, пошатываясь, ушел в дом.

Алеша виновато улыбался:

– Я не нарочно, честное слово! Он сам споткнулся.

У Насти и для муха нашлось доброе слово:

– Никто тебя не винит, милый. Подумаешь, чашка разбилась. Это же на счастье.

Валерий Яковлевич, никого не дожидаясь, намазывал гренку маслом. Вдовкин, приметя графинчик с коньяком, быстренько наполнил фужер и, тоже ни с кем не сообразуясь, моментально его опрокинул. Зажевал лимонной долькой. Настя разлила чай, мужу наложила тарелку овсяной каши, добавив туда смородинового желе и меду. Алеша с завистью следил за Вдовкиным.

– Может быть, и мне рюмочку? – спросил у Насти. – Помнишь, мне же разрешили.

– Но не за завтраком, – сказала Настя. Алеша покорно взялся за кашу и тут же вымазал себе подбородок и щеки. Настя заботливо утерла ему лицо салфеткой.

Вскоре вернулся Ваня-ключник с новым подносом, на котором дымилось блюдо гречишных оладьев.

– Ванюша! – окликнул его Михайлов. – Ты прости меня, если сможешь. Я ведь не нарочно тебя толкнул.

– Наше дело холопское, мы не в обиде, – ответил Ваня, бросив затравленный взгляд на хозяйку. Та ему ободряюще подмигнула, – Любопытно узнать, – Валерий Яковлевич добавил в чай душистых деревенских сливок. – Как вы относитесь, Алексей Петрович, к нынешней гайдаровской реформе?

– Реформа хорошая, – быстро ответил Алеша, очередной раз промахнувшись мимо рта ложкой с кашей. – Все довольны, и я тоже.

– Что же именно вы находите в ней хорошего? – не отставал доктор.

Алеша наморщил лоб: ясная улыбка, каша на бороде, ложка на весу. Было видно, как он изо всех сил старается угодить навязчивому собеседнику.

– Что хорошего? – повторил туповато. – Ну как же: свобода – и вот кушаем сидим. Разве плохо?

– Верно! – обрадовался Валерий Яковлевич. – Совершенно верно. Свобода и еда. Умнейшее заключение.

Но теперь скажите: когда вы летаете с вашим Елизаром Суреновичем, вы о чем-то беседуете? Или так – свободный полет без всяких затей?

– Иногда разговариваем, – Алеша скромно потупился, опустив ложку в тарелку.