Френсис пожал плечами.

— Вероятно, вы правы. Пусть вам останутся три тысячи и драгоценности.

Услышав это, Серена нахмурилась. Вдовья доля Корделии наверняка намного больше трех тысяч, а вот ей Френсис выделил именно эту сумму. Она достала мешочек с драгоценностями.

— Вот эти?

— Ты уже захватила их с собой, как вижу?

Френсис спрашивал с преувеличенной сердечностью, что ранило даже больше, чем его ярость.

— Полагаю, если бы тебе не удалось заполучить сегодня на руки всю сумму, ты бы сбежала с тем, что есть. Или тебе просто нравится играть с ними?

Серена встала, сжав папку и мешочек с драгоценностями.

— Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, кроме того, что ты абсолютно несправедлив к бедному мистеру Фернклифу. Он честный человек!

— А ты собираешься претендовать на роль честной женщины?

Она вздернула подбородок.

— Да.

Под его убийственным взглядом она выдохнула:

— В чем, ради всего святого, ты обвиняешь меня, Френсис? Неужели всего лишь быть здесь уже означает…

— Измену.

— Что? С кем?

— О, избавь меня от этого, Серена. Подумать только, я считал тебя неспособной разыгрывать роль!

— Кажется, мы все оказались способными актерами! Ты в течение долгого времени разыгрывал из себя джентльмена до мозга костей, в то время как мистер Фернклиф оказался прав. Ты и все Шалопаи — упрямые, глупые и злобные разбойники!

— Если бы я был упрямым, глупым и злобным разбойником, ты, дешевая шлюха, уже не раз испытала бы на себе мои кулаки. Если бы я, конечно, не вытряс из тебя душу еще раньше!

Серена ударила его.

Он тоже ударил ее. Серена ахнула от гнева и со всего размаху стукнула его папкой, окантованной деревом, по голове. Он пошатнулся.

Она обвела взглядом ошалело смотревших на нее мужчин, просто кипя от ярости, и выбежала из комнаты. Внизу у входа в таверну она застала терпеливо ожидавшего ее слугу.

— Что-то случилось, миледи?

Бог его знает, на кого она сейчас похожа.

— Нет. Мы немедленно возвращаемся!

Измена! Да как он посмел? Как он только посмел?

— Да, миледи. Сейчас, миледи.

* * *

Френсис рухнул на ближайший стул и обхватил свою ноющую от боли голову.

— Боже милостивый, — простонал он.

Удар странным образом исцелил его от ярости, сделав сразу же несчастным, опустошенным и покинутым.

Не велика потеря, старался он утешить себя. Всего лишь лживая, неверная жена. Боль и головокружение прошли, и он поднял глаза. Люсьен был задумчив, а Фернклиф — проклятие ему! — сидел на стуле, сурово глядя на него.

Молчание нарушил Фернклиф:

— Кажется, вы сочли, что ваша жена изменяла вам со мной, милорд?

— Да! — рявкнул Френсис. — Думаю, что имел на это полное право, когда она вдруг на цыпочках вышла из вашей спальни, сэр. Я знал, что она встречалась с вами в нашем саду, а однажды возвратилась с прогулки растрепанная и в перепачканном платье. Кроме того, вы сами признались в этом.

— Как я мог сказать такую гнусную ложь?

— О, ради Бога!

— Моя возлюбленная — ваша мать, милорд.

Френсис тупо уставился на мужчину.

— Вы считаете меня круглым идиотом?

— Да.

Френсис с трудом удержался, чтобы не вцепиться в горло Фернклифа.

— Так давайте же разберемся хотя бы в этом. Вы заявляете, что влюблены в мою мать Корделию, леди Мидлторп. А она в вас, конечно?

— Совершенно верно. Видите, — добавил Фернклиф с сарказмом, — даже глупая голова порой рождает умную мысль.

— О, я, конечно, способен, — сказал Френсис с ответным сарказмом. — Ведь совершенно не вызывает сомнений, что вы с моей матерью предавались любви в холодном и грязном саду у моего дома.

— Про свою жену вы подумали именно это, милорд.

— Но она… — Френсис осекся.

Фернклиф закончил предложение за него:

— Дешевая шлюха, я полагаю.

Френсис мгновенно вскочил и принял боевую стойку.

— Ваши собственные слова, милорд, — развел руками Фернклиф.

Боже милостивый, неужто он и впрямь сказал такое?

— А что касается меня и вашей матери, милорд, то я бы с удовольствием занимался с ней любовью даже в грязном февральском саду, но в данный момент мы с ней в ссоре.

— Несомненно, потому, что вы пытались добиться от нее десяти тысяч фунтов, чтобы убежать с моей женой.

— Да чума вас побери! — взорвался Фернклиф. — Когда я говорил о леди Мидлторп, дурья башка, я не имел в виду это дитя, я говорил о вашей матери!

— Дурья башка, да? По крайней мере я не вор и не лгун.

Фернклиф поднялся, сжав кулаки.

— Я не вор, сэр!

— О, только не снова то же самое! — пробурчал Люсьен и встал между мужчинами.

Дверь открылась.

— Почему вы так кричите? — сурово спросила Корделия. — Наверно, вся таверна вас слышит.

На мгновение она замерла, заметив сына, но решительно прошла в комнату. За ней появилась Арабелла.

— Похоже, мужчины на грани полного идиотизма.

— Корделия! — воскликнул Фернклиф.

— Мама! — воскликнул Френсис.

Корделия прошла прямо к Чарльзу Фернклифу и сказала:

— Обними меня, Чарльз. Мне так страшно!

Он тут же уверенно привлек ее к себе.

— Не волнуйся, голубка моя. Никто не обидит тебя.

Туман в голове Френсиса рассеялся полностью, и вся картина — или хотя бы большая ее часть — стала ему ясна.

— Серена… — простонал он.

Он направился было к двери, но Люсьен схватил его за руку.

— Я понимаю тебя. Но лучше тебе сначала разобраться в том, что происходит здесь. Ты же не захочешь совершать новые ошибки. Да и ей лучше пережить все в одиночку. Ты вернешься к тому времени, когда она уже будет способна рассуждать. А я пойду и удостоверюсь, что с ней все в порядке.

Френсис все еще не осознавал, что только что едва не разрушил свой брак. Он отчаянно жаждал броситься домой и начать исправлять то, что можно было исправить. Но он понял, что Люсьен прав.

Когда Люсьен ушел, Френсис повернулся к парочке в глубине комнаты. Его бесило, что Фернклиф гладил волосы матери, целовал ее и шептал нежные слова.