Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выходит, моим проводником была сама Исаис Чёрная, это она вывела меня сюда? Сюда?.. Но где я?..
Я и вопрос-то свой ещё не успел додумать до конца, а зловещее предчувствие уже полоснуло меня ледяным ужасом. Там, прямо передо мной, в полумраке… моя жена Яна! Я вижу её мерцающий взгляд. Она почему-то в старомодном английском платье елизаветинской эпохи… Ах да, конечно, она ведь жена Джона Ди — то есть моя собственная. Значит, эта кошмарная бездна — колодец Св. Патрика в крипте доктора Гаека… И волосы встают дыбом у меня на голове… Так вот куда завела меня Исаис Чёрная! Вернула в ту самую ночь, когда Зелёный Ангел отдал страшный приказ, — ночь, в которую я, Джон Ди, верный клятве, должен был разбить своё сердце и положить Яну на ложе моему кровному брату — о, адская насмешка! — Эдварду Келли. Яна?.. Она взошла уже на алтарь!..
Времени на раздумья нет… Я делаю отчаянную попытку схватить её, ноги подкашиваются… Поскальзываюсь… Ловлю немой, решительный и уже мёртвый взгляд любимой, поруганной женщины и… каменею, становясь свидетелем ужасного падения, — веки вечные инфернальный огонь будет сжигать мою душу при воспоминании об этом мгновении, о последнем взгляде моей Яны…
Моё сердце рассечено на семьдесят две части. Мысли мои — словно тени… Как у душевномертвого. Проклятый колодец! Мне кажется, я, парализованный кошмаром, вижу там, в страшной бездне, изумрудный отблеск круглого миниатюрного зеркальца Исаис…
Когда карабкался из подземелья по железной лестнице, ног своих я не чувствовал, но каждая, каждая ступенька скрежетала: «Один… один… один… один…» Чья-то голова свесилась в люк шахты: искаженное ужасом лицо — маска преступника, на шее которого вот-вот затянется петля. Это Келли, человек с отрезанными ушами.
Проскальзывает мысль: осторожней, он хочет столкнуть меня вниз, в крипту, а потом в бездну колодца, к Яне…
Но мне не страшно, нет, я даже как будто желаю этого…
Келли не двигается. Позволяет отсчитывать все до конца ступени моего бездонного одиночества и ступить на твёрдую землю. Шаг за шагом пятится он от меня, как от привидения. Во мне умерло всё — всё, даже жажда мести, которой этот жалкий трус так боится…
Лепечет что-то о невозможности спасти… Клянет взбалмошную истеричность этих чертовых баб…
Глухо и мертво звучит мой голос:
— Она мертва. Сошла в бездну, дабы предуготовить мне путь. Но в третий день она воскреснет, вознесётся к небесному престолу, туда, откуда и явилась в мир сей, и воссядет там одесную Вседержителя, судить убийц по ту и по сю сторону… — И губы мои зашептали какие-то безумные кощунственные речи, я замолчал.
Господь не зачтёт в вину разбитой душе богохульство её, ибо не ведает она, что творит, мелькнул в моём сумеречном сознании тусклый отсвет. А не покоюсь ли я уже во прахе рядом с моей Яной?..
Келли с облегчением переводит дух. Становится смелее. Приближается с осторожной, елейной доверительностью:
— Брат, её жертва — и твоя тоже — была не напрасна. Святой Зелёный Ангел…
Поднимаю потухший взор… Первыми в моем умершем теле начинают чувствовать боль глаза… «Ангел!» — хочу я крикнуть, и дикая, неистовая надежда вспыхивает в моей душе: дал он Камень? Тогда… может быть… всё в руках Бога… чудо и произойдет… Почему бы чуду не повториться… Воскресла ведь дочь Иаира!.. Камень превращений может творить чудеса в руках того, кто обрел чрез него веру живую!.. Яна! Что, она чем-то хуже дщери Иаира?.. Я вскричал:
— Ангел дал Камень?
Мышиные глазки Келли алчно сверкнули:
— Нет, пока не Камень…
— Ключ к книге?
— Н-нет, и с этим просил подождать, зато — алую пудру! Золото! Много золота! И обещал ещё больше…
Крик рвется с кровью из моего растерзанного сердца:
— Ты, собака! Выходит, я продал собственную жену за золото?! Попрошайка! Подонок!
Келли отскакивает назад. Мои сжатые кулаки бессильно падают. Даже тело моё уже не слушается меня. Руки хотят убивать, но висят как плети… И я не нахожу слов, которые бы заставили их повиноваться. Горький смех сотрясает меня:
— Спокойно, человек с отрезанными ушами, не трусь! Я не убиваю орудие… Зелёного Ангела хочу призвать я к ответу… С глазу на глаз…
Келли поспешно:
— Зелёный Ангел, брат, может всё. Если пожелает, он может мне… нет, нет, тебе, брат, тебе… вернуть… исчезнувшую Яну…
В каком-то ослеплении, ничего не соображая, я бросаюсь на Келли прыжком дикого зверя, мои руки стискивают ему горло.
— Чтобы сейчас же Зеленый Ангел был здесь, предо мной, падаль! Только в этом случае ты спасёшь свою жалкую жизнь!
Ноги у Келли подгибаются, он падает на колени…
Размытые, беспорядочно скачущие кадры… нескончаемая череда… Обгоняя друг друга, проносятся они мимо и исчезают быстрее, чем я успеваю осознать их. Потом видимость снова проясняется…
Дворец бургграфа Розенберга. Келли в роскошных, отороченных мехом одеждах важно шествует через празднично убранные залы… Он называет себя посланцем Бога, призванным нести в мир тайну тройного превращения — но не профанам, а избранному кругу посвященных. Отныне божественному таинству суждено обрести на земле несокрушимую твердыню храма Западного окна, а Рудольф, император Римский, и несколько верных его паладинов должны стать первыми тамплиерами нового Грааля.
Розенберг под руку ведет Келли в дальнюю, потайную комнату дворца, в которой, раздраженно расхаживая из угла в угол, ожидает новоявленного пророка император.
Величественное шествие, к которому вынужден присоединиться и я, тянется чуть не через всё здание; однако Рудольф допустил себе на глаза только Розенберга и нас двоих. Бургграф, опустившись на колени перед императором, омочил его руки потоком слез. Это слезы радости и умиления.
— Ваше Величество, Ангел явил себя, чудо произошло, — всхлипывал он.
Габсбург нетерпеливо закашлял:
— Если это действительно так, Розенберг, то мы все будем молиться, ибо всю свою жизнь уповали на Господа. — Потом он грозно и угрюмо обратился к нам: — Вы трое, как когда-то волхвы, явились с вестью и дарами к новорожденному Спасению мира. Тот, кто стоит коленопреклоненный, принёс мне весть. И будет за то ему моё благословение. А вы двое, где ваши дары?
Келли бойко выходит вперед и склоняется, но лишь на одно колено:
— Вот они! Эти дары Ангел посылает Его Величеству императору Рудольфу! — И протягивает императору золотую коробочку, доверху наполненную алой пудрой: количество по крайности вдвое большее, чем было у нас самих по прибытии в Прагу.
Габсбург принимает драгоценный подарок с некоторым колебанием. Его лицо разочарованно вытягивается.
— Дар велик, но так любой конюх сможет делать золото. А где обещанная сокровенная истина?