Это мой родной дядя Бобок (Бобков) Михаил Алексеевич — на год младше моей мамы Бобок Матрёны Алексеевны. Родился дядя Миша в селе Пыхторовка Стародубского района Брянской области. Он не успел осознать свой «кусочек счастливого детства» — слишком быстро его заслонило горе, невзгоды, которые выпали на долю семилетнего мальчика после раскулачивания отца Алексея Семёновича и дальнейшей отправки его на строительство Беломорканала, канала имени Москвы, на лесозаготовки…

Дядя Миша вместе с моей мамой испытал голод и холод. Рядом так же бедствовала семья дяди Макара.

Если посмотреть книгу памяти, то сразу бросается в глаза длинный список раскулаченных в селе Пыхторовка под одной и той же фамилией «Бобок». Это всё родовые гнёзда. Все они были великие труженики, потому и достаток был в семьях. Новая власть их причислила к середнякам, которые подлежали, по Указу «дедушки Ленина», раскулачиванию.

Чтобы не умереть с голоду маленький Миша ранней весной выходил на промысел, он старался как-то приободрить убитую горем маму Евлампию Архиповну. Мальчик пролезал по липкой огородной грязи к колхозным буртам, проделывал там дырочку своей исхудавшей ручонкой и доставал несколько картофелин. Клал их в карман своего старого пальтишки (новое забрали при раскулачивании) и довольный шёл домой. Мама, вытирая слёзы, готовила детям картошку. Её не чистили. Когда бурты разбирались, распахивались поля, тогда он и моя мама собирали тошнотики — высохшую гнилую картошку. Её измельчали, смешивали с травой и пекли «ладочки», то есть, оладьи.

Летом выжить было легче, спасала мать — Природа. Ещё и к зиме — сушили траву. В общем, выживали, как могли.

По рассказам дяди Миши, он много времени проводил на реке, ловил рыбу, которую варили, жарить не могли — не было жира.

Зимой и весной 1933 года — страшного голода — моей маме пришлось быть поводырём у слепого старичка, просить подаяние «Христа ради».

Мартовским весенним днём 1937 года в семью пришла радость: возвратился из ГУЛАГа Бобок Алексей Семёнович. За добросовестный труд он был освобождён раньше срока на три года.

Радость была не долгой: в октябре этого же 1937 года по доносу отца забрали прямо с работы. Больше его никто не видел и ничего о нём не слышал. Как стало известно много позже: его вместе с дядей Макаром решением Стародубской «тройки» вывезли за город и расстреляли где-то в районе селения Каменчуковки.

Примечание. Помню с детства, как мой отец Войтенок Фёдор Иосифович, по просьбе мамы, не единожды обращался в органы с надеждой отыскать хоть какие-то следы Алексея Семёновича. Но ответы были одни и те же: «По данному вопросу не нашлось никаких результатов».

Великая Отечественная война началась, когда дяде Мише не было восемнадцати лет. Старший брат Герасим с первых дней войны оказался на фронте.

В начале 1943 года, когда район находился в оккупации, дядя Миша с моей мамой совсем осиротели. Суровым зимним утром умерла Евлампия Архиповна.

Дядя рассказывал, что немцы в селе Пыхторовка не стояли, просто делали наезды за провизией. Не злобствовали, особо злые были финны и мадьяры, которые выгребали в домах всё подчистую, если хозяева не успевали припрятать.

В Пыхторовке хозяйничали полицаи — в основном молодые мужчины, которых не успели призвать в армию.

«Как-то заявились пьяные двое к нам в дом и стали агитировать Мишу на службу, — вспоминала моя мама, — говорят, мол, уж тебе, Мишка, есть за что мстить Советам. А брат вдруг так закашлялся, что даже я перепугалась. Спустился на пол с печки, не переставая кашлять. Один из полицаев и говорит: „Куда ему чахлому да синюшному, он не сегодня-завтра коньки отбросит“. Ушли и больше не приходили».

А ещё мама говорила, что в полиции служили как раз те, что трудяг раскулачивали и за Советскую власть проводили агитацию.

Как только район был освобождён от немецко-фашистских захватчиков, в октябре 1943 года дядю призвали в Красную армию. Первого ноября он уже прибыл на место службы и был зачислен в 139 стрелковый полк.

«В часть мы прибыли как пополнение, — рассказывал он, — сразу же нас пропустили через санобработку, выдали личные вещи и распределили по отделениям. Я попал во вторую роту».

Историческая справка

«Сначала мы прошли обучение, которое было организовано при штабе. Учили нас стрелять из винтовки, из пулемёта, из миномёта. Ну, как учили? Рассказывали, показывали, но стрелять каждому не пришлось на ученьях, экономили, видно, снаряды. Мало ли как придётся воевать, доставить возможности не будет. В общем, кто из пулемёта стрельнул, кто из миномёта, остальные смотрели, слушали. Сержант сказал, что бой подскажет, как стрелять, куда нажимать.

Мы попали в разные роты со своим земляком. Но иногда наши пути пересекались. Раз, например, пришлось вместе в разведке побывать. Направляли наши три группы на передний край для захвата контрольного пленного. Из разведгруппы ребят подкосил немецкий самолёт, когда средь бела дня обстрелял наш полк. Нам сказали, что семь ребят было ранено, но мы решили, что убито, потому что санитарная машина не приходила.

В разведку был я отобран за свою смекалку и увёртливость, которую оценил наш командир. Это было где-то в середине марта 1944 года. Морозы стояли жгучие, да и снежный покров был более метра, а в низинах и того больше.

Истинное лицо фашистов я познал, когда в декабре 1943 года в лютые морозы они жгли дома в селе Антоновка, Майском. Да что говорить, наши тоже пожгли немало. Про людей никто не думал, как они будут замерзать».

Ещё дядя Миша рассказывал, как яро