— Ружье не потерял?

— При мне. Какие-то неполадки?

— Нет. — Поль говорил совершенно спокойно. Равнодушно даже. — Еще один парень захотел с тобой пообщаться. Но я решил воспрепятствовать.

— Лобов, — выдохнул Виктор.

— Теперь это вряд ли удастся восстановить.

6

Бронемашина снесла ворота и ворвалась в крепость. Выскочивший из нее человек увидел пустой двор, а посредине — вкопанный в землю кол. Кол был залит кровью и испражнениями, а на колу, бездвижное, было насажено обнаженное человеческое тело. Голова умершего свесилась на грудь, а лицо казалось покойным, даже умиротворенным. Каланжо смотрел на мертвого генерала, и ему казалось, что тот усмехается.

Люди герцога, которые прибыли вместе с Каланжо, кинулись обыскивать замок. Им никто не оказывал сопротивление. Впрочем, в крепости остались в основном женщины и дети, а из мужчин — прежние обитатели крепости, мастеровые, бессмертники. Их всех выгнали во двор. Увидев кол с изувеченным мертвым телом, многие заплакали.

— Григорий Иванович! Защитник ты наш! — голосили женщины.

— Где валгалловцы? — спросил Каланжо.

— Они все погибли, — ответил ему Войцех. — Мы сложили тела в конюшне и засыпали хлоркой.

7

— Тебе нравится в пещерах? — спросил герцог, не пытаясь скрыть своей гордости. Сразу было видно: он обожает эти каменные лабиринты, аскетический быт и дух средневековья. Все это — его стихия.

— Не особенно, — поморщился Виктор.

Он лежал на кровати в одной из комнат, окружавшей главную пещеру, и даже не удосужился встать, когда герцог вошел.

Виктор принял душ, Терри обработала ожоги и ссадины на его теле. Но ни это, ни маленькие радости дикой жизни, такие как жаркое из настоящего мяса или терпкое местное вино, не могли примирить Ланьера, человека, пропитанного (или отравленного) цивилизацией до мозга костей, со здешним миром.

— Ты даже не спрашиваешь, что произошло с вратами. — Поль придвинул стул и сел рядом с кроватью.

Виктору каждый раз приходилось делать над собой усилие, напоминать, что этот человек — его отец. Но это было чисто умозрительное осознание факта. Ничего родственного, близкого между ними не было. Неестественно молодой Поль почему-то раздражал его уже не слишком молодого сына, и Виктор не находил нужным это раздражение скрыть.

— Ты же сам сказал: врата закрылись.

— Да, две половинки врат повернулись на своих осях — крепости и Валгалле — и сошлись. А морталы, служившие чем-то вроде подшипников, дали трещины.

— Не выдержали перегрузок?

— Вроде того. Значит, врата закрылись навсегда. Оба мира разъединились.

— Как такое могло случиться?

— Я хотел уничтожить Валгаллу, притащил через вторые врата «Немезиду». Ну... и меня обошли. Другие оказались проворнее и сильнее. Они закрыли врата, чтобы господствовать на этой стороне безраздельно. Все очень просто, сынок.

— Мы играли в странную игру: одни пытались открыть ворота, другие — закрыть,— сказал Виктор. — И мы даже не знаем точно, кто на чьей был стороне. Помнишь, как у Желязны...

— В тебе я уверен.

— А я в тебе нет.

— Но все же эта игра захватывающая.

— Несомненно. Одни налегают на ворота плечом, чтобы их открыть, другие — подпирают с противоположной стороны. И очень многие прищемляют в створках пальцы.

Поль расхохотался:

— Чего мне всегда не хватало, так это юмора.

— Дороги назад нет,— скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Виктор.

— Мы с тобой останемся в этом мире навсегда.

— Я должен вернуться,— заявил Виктор.

— Зачем?

— Я — портальщик, а не стрелок. Мой мир там. Я здесь не смогу выжить.

— Ерунда. Через пару лет этот мир покажется тебе в сотню раз лучше того, другого.

— Нет. Не покажется. И потом — меня ждет невеста.

— Алена? — Поль улыбнулся, но тут же постарался принять серьезный вид.

— Ты ее видел? — Виктор сел на кровати, будто его подбросило пружиной.

Мелькнувшая догадка очень не понравилась портальщику.

— Конечно, видел. Только... она тебя уже не ждет.

— С чего ты так решил?

— Не ждет,— повторил Поль.

— Что? — Виктор уже обо всем догадался, но не хотел верить. — Нет, это невозможно. Нет...

Он выскочил из комнаты, пробежал по галерее, потом нырнул в какой-то коридор. Ему захотелось немедленно на воздух. Только чтобы не видеть этой торжествующей, снисходительной усмешки на губах Поля. Алена предала его. За что? Вместо дороги во двор отыскал лестницу на смотровую площадку.

Он бежал, не останавливаясь, едва не упал. А когда очутился наверху, ледяной ветер чуть не сбил его с ног. Был уже вечер. Пики ледяных гор рдели в лучах заката, сами они сделались синими, почти ультрамариновыми, тогда как ущелья тонули во тьме. Виктор метался по крошечной площадке, садился на камни, но тут же вставал и снова бросался от одного края к другому.

— За что? — повторял он снова и снова. — За что?

Он испытывал боль и одновременно — недоумение. Кажется, впервые он не понимал, что случилось. Ему казалось, если он поймет, как все произошло, ему станет легче. Но он не мог понять. Пока эта задача казалась ему неразрешимой.

Потом остановился и посмотрел на этот мир, прекрасный, но совершенно ему чужой, как будто впервые.

Остаться здесь навсегда? Нет, ни за что. В нем закипала ярость. Он уже ненавидел эту землю, которая так поразила его в первый момент. Он в ярости ударил кулаком по стене. Боль на миг его отрезвила. И мгновенно отшвырнула — на самый край скалы. Он едва не свалился в ущелье. Стоял, ухватившись за камень, вдыхал холодный воздух, и его разбирал нелепый идиотский смех. Он чуть не погиб сейчас из-за предательства женщины, которой он никогда не верил.

1

— Ну вот, мы и пришли! — объявил команданте.

Он смотрел на храм Кукулькана, на вершину которого вели четыре крутые лестницы, и улыбался. Участники марша тут же разбрелись по всей территории комплекса. Кто-то осматривал площадку для игры в мяч, кто-то — Храм воинов.

Команданте остановился у входа в Храм воинов. Каменный человек полулежал, уперев локти и поджав ноги, держа в руках каменную чашу. Когда-то на нее выкладывали дымящееся, еще теплое сердце жертвы.

— Куда мы пойдем теперь? — спросил Мигель.

Команданте посмотрел на пирамиду и крутые лестницы, ведущие наверх. На вершине стоял квадратный храм, снизу казавшийся крошечным.