уйти, то можешь забрать все, что получишь, потому что все это – твое. Ты тут можешь не делать больше ничего, кроме как есть, спать, поправлять здоровье, тренироваться и ненавидеть нас. Но все равно все эти вещи будут твоими – несмотря ни на что. Мы не торгуемся, Осет. Мы просто отдаем.

Миллион мыслей, обвинений и опасений проносятся в моей голове. Но я отсекаю их и сосредотачиваюсь на одном слове.

– Если? – Это слово кажется незначительным, но оно буквально вопит, перекрикивая все слова, что только что произнес Курио.

Он смотрит на меня, его лицо медленно меняется – только что на нем было написано разочарование, а теперь оно буквально светится уверенностью. Его глаза слегка сужаются, но не от гнева – в его взгляде много тепла, в нем – обещание чего-то хорошего. Он мгновение изучает мое лицо, и когда наши взгляды наконец встречаются, меня словно выдергивает с моей орбиты и уносит прямо к Курио.

– Да, если, – говорит он, его крепкое тело прижимается ко мне. – Потому что даже если мы ничего не будем требовать от тебя, мы все равно сделаем все, что в наших силах, чтобы ты захотела остаться.

Мощное пламя быстро разгорается и пытается поглотить каждый миллиметр моего тела. Я чувствую, как оно хочет перепрыгнуть с меня на Курио и обратно, стремясь сжечь все сомнения и опасения, что стоят между нами. Я просто дышу, пережидаю нахлынувшую жажду, зная, что разум и логика когда-нибудь заработают вновь.

Мой взгляд мечется, но фокусируется на его глазах. Я отказываюсь смотреть на губы Курио или на что-либо еще, хотя мне ужасно хочется выпить его всего целиком.

– Почему? – В горле вдруг пересохло, а голос стал хриплым и стал дрожать.

Курио разглядывает мое лицо, кажется, целую вечность, а потом чуть улыбается. И как раз когда я думаю, что он мог бы не говорить, а показать мне ответ на мой вопрос, Курио качает головой и отступает на шаг, разрушая волшебство между нами. Расстояние между нами заставляет меня одновременно испытать облегчение – и тревогу.

Наконец его глаза отрываются от моих, и он возвращается к помешиванию смеси.

– Ты еще не готова услышать ответ на этот вопрос, Лунный Лучик, – наконец говорит он. – Но не волнуйся, думаю, скоро будешь.

Курио вновь размешивает густеющую массу в огромном ведре, а я наблюдаю за тем, как напрягаются мышцы на его руках. Пряди длинных черных и песочно-светлых волос падают Курио на лицо, и я не упускаю из виду ухмылку, все еще играющую на его губах – он явно что-то знает. Я пытаюсь заделать дыры от обмена откровениями, но это трудно. Часть меня, которой я почти не знаю, рвется наружу, и я не решаюсь заложить все двери для нее кирпичом и притвориться, что ничего не было.

Я все еще борюсь за выживание здесь, окруженная «скорпионами», но правила каким-то образом изменились, и ставки стали еще выше, чем раньше. Здесь на волоске висит не только жизнь – кажется, им нужна моя душа. И меня никто не научил, как защитить душу, и я беспокоюсь, что проигрываю самую важную битву, которая вообще когда-либо была в моей жизни.

27

Курио

– Я должна в это лечь? – настороженно спрашивает Осет и смотрит на меня с интересом и сомнением.

Я поднимаю тяжелое ведро с густой пастой и выливаю половину в большую деревянную раму, лежащую на моем рабочем столе. Осет только вышла из ванной в задней части зала и прошла в мастерскую. Она сняла мою тунику и переоделась в облегающий топ. Теперь ее тело полностью защищено, и я знаю, что, если взгляну на нее, то увижу, как черный облегающий материал подчеркивает каждый изгиб и линию ее тела.

Поэтому я не смотрю, хотя очень хочется.

Взгляды украдкой ничего не дадут мне – и исподтишка разглядывать Осет тоже не стоит. Нет, она заслуживает большего. Я бы предпочел запомнить каждую ее частичку, когда она будет буквально умолять меня об этом.

От таких мыслей я лишь вздыхаю, одновременно желая продолжения и с болью понимая, что время еще не пришло.

Лунный Лучик все же вернулась к нам, как и говорил Тарек. Так что волшебный свет запляшет на ее коже, а я уложу ее в свою постель и прижму к простыням. А когда – это лишь вопрос времени. Руками я размечу карту ее тела, а глаза и рот проложат путь по каждому сантиметру ее кожи. Я хочу слышать ее мольбы и вздохи, мое имя на ее губах. Пусть поначалу сказанное шепотом, затем оно выплеснется с криком – и я буду ласкать ее, пока она не захлебнется желанием.

Я могу быть терпеливым. Я ненавижу ждать, но могу.

С ворчанием я возвращаю тяжелое ведро в вертикальное положение и оттаскиваю от рамы – в ней достаточно гипса для нижнего слоя формы.

Вопрос Осет все еще висит в воздухе, пока я работаю, так что я отвечаю:

– Да.

Затем я беру широкую доску и разравниваю смесь, а Осет придвигается ближе и наблюдает за тем, чем я занят. Мне нравится, что ей это интересно.

– Ты ляжешь сюда, – объясняю я, кивая подбородком на смесь. Она уже начинает застывать в деревянной раме. Она слишком большая для Осет, я ведь привык работать с Риаллом и Тареком, но я что-нибудь придумаю. – Гипс прилипнет к твоей одежде и высохнет. Когда ты ляжешь, я накрою тебя покрывалом из того же материала, что твои штаны и топ, а затем вылью еще гипса на тебя – так получится объемный слепок.

Осет кивает, но то, как она покусывает пухлую нижнюю губу, говорит о том, что она не совсем согласна с этим планом. И беспокоит ее не только отливка формы, но и то, что ей придется что-то от нас принять.

Мне бы хотелось, чтобы она поверила: я не позволю, чтобы с ней случилось что-то плохое. Но при этом я прекрасно понимаю – ей нужно время.

Наш недавний разговор пошатнул ее убеждения и немного развеял сомнения – но не уничтожил их полностью. Все наши усилия, направленные на то, чтобы помочь Осет, будут похожи на сложный танец, где сначала делаешь несколько шажков вперед, а затем – несколько огромных шагов назад.

Так было со всеми нами, когда Икон привела нас сюда. Если Тарек, Риалл и я смогли обрести семью и найти причину жить друг в друге, то и Осет сможет. Просто у меня такое чувство, что это будет ох как непросто. Но хорошо, что мы все готовы