смерть, – прошептала она с дрожью в голосе, – пер-пер-переплетенное время.

– Улыбнись! – взревел майор. Мы все вздрогнули. – О, окровавленное вечернее платье! И как кровоточило платье моей матери, когда Элизабет отрезала ей голову. Забавно, забавно.

Мира зарычала, выставив вперед свой огненный хлыст, но майор малейшим щелчком пальцев заставил оружие раствориться. Он засмеялся. Это звучало как чистое безумие.

– Корона пала, – пробормотала Дидре, не сводя с него глаз. – Корона пала, инцест похоть породит, больной бред, вечность и ночи…

Майор сделал шаг к ней, наклонил голову и выдохнул:

– …когда в августе первый крик прозвучит. Да, моя дорогая, это была ты. Ребенок, родившийся глубокой ночью в новолуние. Ты такая же, как я.

– Нет! – Голос Дидре задрожал от негодования и отчаяния. – Я… я хорошая!

– Ах, неужели? – Он позволил своей трости скользить взад и вперед между пальцами. – Нас так много связывает, дорогая Дидре. Любовь к твоей матери, например. – Что-то вспыхнуло в его глазах. – О, она меня боготворила! Она трахалась со мной, как зачарованная нимфа, выкрикивала мое имя и…

– Прекрати! – Дидре всхлипнула. – Просто… просто перестань!

– Инцест порождает похоть, – продолжал майор, точно это была его сцена. И в некотором смысле так оно и было. Темный у стены напротив, Верховный рядом с ним, Натаниэль и Мейбл по другую сторону – все мы были его зрительным залом. Майор был окружен испуганными взглядами, поклонниками и полным всеобщим ошеломлением. – Ты думаешь, что сексуальное влечение по отношению к моей сестре Гризель было отвратительным, но как насчет тебя, дочь моя? – Дидре рядом со мной застыла. Майор пребывал в восторге, разоблачая ее. – Влюбилась в маленького Арчи. В собственного кузена.

Я хватал ртом воздух и в недоумении уставился на Дидре. На ее щеках появились красные пятна.

– Дидре, – сказал я. – О чем он говорит?

Она не ответила.

В ошеломлении я продолжил:

– А-Арчи?

– Какой позор, не так ли? Но не волнуйся… – впервые с тех пор, как майор появился, он окинул взглядом зал, – я здесь, чтобы изменить мир азлатов. Я позабочусь о том, чтобы все поклонялись тебе, моя дорогая Дидре. Рабы будут целовать тебе ноги, как это звучит, а?

– Как слова монстра, – прошипела она.

– О, да брось. – Он засмеялся. – В конце концов, ты точно такой же монстр. Создаешь демонов из энергии мертвых. Умоляю тебя, малышка.

В этот момент пол треснул. Я отшатнулся в сторону, утягивая за собой Хелену. Верховные сделали шаг назад, уставившись в разверзшуюся бездну. То же самое существо, которое преследовало Иззи, выползло из развернувшейся щели. Смесь обнаженного человека и собаки, кожа натянута на пустые глазницы и пасть. На коже Дидре снова появились эти жуткие прожилки, ее губы приоткрылись. С криком она натравила эту штуку на майора, но он только рассмеялся. Одним движением головы майор повалил пса-демона на землю, даже не коснувшись его. Эта тварь скулила и пищала. И больше не шевелилась.

– Ты хочешь прикончить меня моим же оружием, дитя?

Майор хохотал.

– Я создал этих животных. Я позаботился о том, чтобы мы смогли управлять ими! Я воздействовал на темные энергии таким образом, дабы они оказались связаны с демонами. Все это – моя работа, и ты думаешь, что сможешь победить меня?

А потом разразился ад. Майор атаковал, но я ничего не заметил, ведь комната с руинами штурмовалась. Другими темными, светлыми, азлатами, которых я знал, и теми, кого я не знал. Воцарился полнейший хаос.

Рядом со мной вскрикнула Хелена. Я повернулся к ней и увидел, как она судорожно скривила лицо. Затем я заметил темного, чей взгляд впился в ее. Психокинет. Я как раз собирался выхватить свой кинжал и перерезать ему чертово горло, когда его глаза расширились, темный прижал руку к груди и упал на землю, рассыпавшись в прах. Визг Хелены внезапно оборвался.

Мой взгляд блуждал по помещению. Так много крови, так много сражающихся азлатов. Я видел, как Верховные сокрушали темных; как Ваал восстал против трех наших повелительниц; видел, как моя… моя мать бросилась к нему на помощь. Что за…

– Мама! – услышал я рев Арчи рядом с Бабой Гринблад. – Черт возьми, что это значит?

– В нужные моменты важно распознавать, кто хочет чужих страданий, а кто мира, Арчибальд!

Мой взгляд продолжал блуждать по толпе, и тогда я увидел Лахлана – всего в метре от меня. Его рука была высоко поднята, а улыбка выглядела горько-сладкой.

– Я всегда терпеть не мог этого парня, – сказал он, глядя на пепел рядом с Хеленой.

Уголок моего рта дернулся.

– Ты мне начинаешь нравиться, Лахлан.

– О, я прошу тебя, «нравиться». – Он обнажил свои покрытые пятнами зубы. – В глубине души ты любишь меня, Ти-Ти.

Я громко расхохотался.

– Сомневаюсь в этом.

Лахлан только усмехнулся. Затем он наклонил голову, выглядя удивленным. Черты его лица исказились, словно он страдал от мучительной боли, и внезапно… Лахлан растворился. Озадаченный, я уставился на серые частицы, которые мерцали и кружились в воздухе, прежде чем снова собраться вместе. Но не в Лахлана. Челюсть отвисла. Перехватило дух. Не мог вымолвить ни слова. Меня парализовало. Это было невозможно. Как…

– Баба Грир? – Судя по голосу, Хелена была в ужасе. – Что за…

В разгар этой ужасной битвы, брызг крови и ударов клинков, моя бабушка запрокинула голову и разразилась громким смехом.

– В том, чтобы следовать линии Бернеттов, всегда есть что-то неожиданное, не так ли? – Затем ее улыбка застыла. Она серьезно посмотрела на меня. – У всех нас есть секреты, мой мальчик. Один мрачнее другого.

Я уставился на бабушку. В эти последние секунды, пока билось мое сердце, я думал только об одном: эта женщина спасала мою проклятую жизнь все прошедшие годы.

– Баба… – пробормотал я, в то время как меня охватило чувство потрясения. – Баба Грир…

Нервы сдали. Конечности дрожали и неудержимо дергались. Рев зазвенел в моих ушах, затмевая шум битвы и оставляя только оглушительный писк. Словно тугая повязка обернулась вокруг груди, стягивая ее. Я больше не мог дышать. Зрение затуманилось, и меня охватило головокружение.

Я скользнул на пол.

– Фин! – донеслось до меня издалека. Руки на моей груди. Лицо Хелены исказилось в панике, ее рот открылся, словно в замедленной съемке, когда она выкрикнула мое имя, ее глаза расширились от шока. – ФИН!

И вдруг я понял: вот он, мой конец. Номер на груди горел диким пламенем. Шалость времени потребовала цены, которую мама заплатила за мое зачатие.

Смерти.

Я дышал, но кислород не поступал в легкие. Мой затуманенный взгляд нашел Хелену. Я видел ее слезы, слышал крики, но они звучали так, будто