в сторону улицы Авиационной, где в одной из старых блочных многоэтажек жила в изгнании Людмила Артемовна Лигунова.

– Вот адрес и номер телефона. Может быть, она уже переехала – я не в курсе. Я был у нее всего один раз, – предупредил Петр Егорович. – Завез кое-какие личные вещи, которые она не смогла вывезти с Тверской.

Сказал как отрезал.

Прежде чем ехать, Гуров проверил данные и с удивлением обнаружил, что Людмила действительно проживает по этому адресу. Правда, собственником стала всего одиннадцать лет назад, а до этого там был прописан другой человек, которого на данный момент уже не было в живых.

Трубку Людмила сняла сразу. Гуров представился, и тон голоса Людмилы тут же изменился, став тихим и неуверенным. Правда, она, услышав о том, что Гуров из полиции, все же попыталась намекнуть на ошибку.

– Я с полицией никак не связана, – объяснила она. – Не понимаю, зачем я вам нужна. Вы что-то путаете, наверное.

– Это вряд ли, – вздохнул Гуров. – Соглашусь – мы всегда как снег на голову. Но вы на самом деле могли бы помочь следствию.

– Следствию? Я?.. – удивилась Людмила.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, – обозначил Гуров цель предстоящего визита. – Уделите немного времени?

– Ну если это важно, то найду, конечно, – вконец растерялась Людмила. – Но вы хоть бы намекнули.

– Лучше при встрече. Так будет удобнее и мне, и вам.

– О, – запнулась на том конце провода Людмила, но быстро взяла себя в руки. – Да. Я готова встретиться. Когда вы приедете?

– В течение часа.

– Тогда до свидания.

Она первой положила трубку. Неизвестно почему, но уже по дороге Гуров ощутил непонятное волнение перед встречей. Потом понял – интуитивно он заранее воспринимал Людмилу как ключ к разгадке. Вот так вот, еще ничего о ней не зная, поставил на ее показания и ждал выигрыша. Логически этому не было объяснения. Если верить Жене и его отцу, то женщина давным-давно не появлялась в их жизни, а та Людмила, которая часто посещала Елизавету Ильиничну, могла оказаться посторонним человеком. Но Лев Иванович старался не игнорировать совпадения, потому что каждое нужно было сто раз проверить, измерить и рассмотреть со всех сторон. В какой-то момент он ощутил некое родство душ с Василием Васильевичем, потому что тот наверняка повел бы себя так же – пошел бы исследовать неизвестный объект, привлекший его внимание. «Что же заставило вас задержаться на работе? – мысленно спрашивал его Гуров. – Кто вас навестил в последнюю ночь вашей жизни, чтобы отнять ту самую жизнь? Всем было известно, что красть у вас нечего, а в случае чего вы не полезете на рожон. Кто затоптал старые газеты у стены? Кто оказался настолько крепко больным на всю голову, что задушил вас проводом от телефона, а не, например, удавкой, сделанной из вашего галстука? Что вы натворили, Василий Васильевич? Кому перешли дорогу?»

Ответов не было. Расследование убийства Карины Михайлиной больше напоминало пьяное топтание в чане с виноградом, чем полноценный умственный труд, который дает свои плоды. Гуров устал слышать на допросах одно и то же, потому что ни один человек не сообщил о чем-то, что позволило бы взглянуть на обе смерти под новым углом. Но самое главное, что мучило Льва Ивановича и постоянно сидело в голове – это то, что он заранее планировал неудачу. Не ждал, что следствие сдвинется с мертвой точки. Подобные «застои» происходили с ним и раньше, но каждый раз это сильно утомляло. Стасу и то везло больше в поисках. Он нашел любовника Михайлиной и задаром получил на него полное досье. А Льву Ивановичу попалась другая публика в виде семейки, где каждый жил в своем собственном измерении и в упор не видел того, что происходит под самым носом. Отсюда и разнящиеся показания, и открещивания от близких людей, и демонстрация собственной независимости. Такое ощущение, что Лигуновы были не одной крови, а соседями в коммуналке, затаившими друг на друга обиды.

Лев Иванович направил машину к съезду на Авиационную. Навигатор тут же сообщил о предстоящем повороте направо.

– Да знаю я, – тихо огрызнулся Гуров. – Был уже здесь, не учи ученого. Ты меня еще домой научи возвращаться. А то ведь поверну не туда и помру на месте.

Людмила вышла ему навстречу. Сначала настороженно проводила взглядом его машину, а потом догадалась, что это к ней. Несмотря на теплую погоду, ее плечи были покрыты длинной белой шалью крупной вязки. Ее концы доставали почти до земли. Сама Людмила оказалась довольно высокой и стройной женщиной. А чертами лица здорово походила на Машу.

– Вы из полиции? – слабым голосом спросила она.

– Полковник Гуров, – напомнил Лев Иванович.

– Это я запомнила.

Кажется, она и не думала приглашать к себе. И ждала довольно давно, а не вышла ровно к назначенному времени.

– Скажите лучше сразу, – попросила она. – Что-то с сыном, да?

– Почему вы так решили?

– Ответьте, – потребовала она.

– Насколько мне известно, он в порядке.

Кажется, она все еще не верила.

– Поговорим в машине? – предложил Гуров. – Там будет удобнее.

– Поднимемся ко мне, – сказала Людмила и поежилась. – Я нездорова, извините.

– Хорошо, – легко согласился Гуров.

Из подъезда вышел пожилой мужчина. Маленький и сухонький, в кургузом пиджачке и белой хлопчатобумажной кепке. Людмила обернулась на звук его шагов и, кажется, узнала. Старичок прошаркал поближе и остановился, пытливо заглядывая в лицо Льва Ивановича.

– Здравствуй, Люсенька, – дружелюбно поприветствовал он.

– Здравствуйте, Ефим Ефимович, – вымученно улыбнулась Людмила. – Снова на набережную собрались?

– А куда еще? – оживился старичок, полез в карман и достал целлофановый пакетик с сухарями. – Птиц своих порадую.

– Передавайте им привет.

Ефим Ефимович покосился на Гурова и потащился прочь. Со спины он напоминал сгорбленного ребенка, и от этого сравнения Льву Ивановичу стало не по себе.